В Москву поступали сообщения с мест с данными о числе кулаков и уголовников, которых нужно расстрелять или заключить в лагеря. И выяснилось, что никакого более или менее налаженного и достоверного учета этих «контингентов» нет. Большинство шифротелеграмм от региональных партийных руководителей, полученных в ЦК, содержали «примерные» или «ориентировочные» оценки числа учтенных кулаков и уголовников или предусмотрительную фразу о том, что «выявление продолжается» и в дальнейшем цифры могут увеличиться. Другие сетовали на недостаток времени и просили дополнительный срок для предоставления данных. Так, из Казани первый секретарь обкома 4 июля писал: «Проверили, учета сколько-нибудь удовлетворительного указанных категорий кулаков и уголовников НКВД не имеет. Поэтому прошу изменить решение той части, в которой говорится — в пятидневный срок… дав срок месячный»{370}. Отсутствие на местах точных количественных данных о намеченных к арестам и расстрелам и предопределило появление так называемых «лимитов», когда в Москве на основе полученных с периферии цифр старались заранее определить, сколько в том или ином регионе разрешить расстрелять людей. Конечно, при таком подходе размеры репрессий планировались в Москве с некоторым «запасом».
В последующие дни Политбюро выпустило ряд решений с утверждением составов «троек по проверке антисоветских элементов» и количественных показателей репрессий — «лимитов» для каждой республики и области. С 5 по 31 июля 1937 года было принято 13 таких решений, которые непосредственно предшествовали утверждению Политбюро приказа № 00447.{371} Вначале августа Политбюро продолжило подтверждение персонального состава региональных троек, которые, как правило, состояли из начальника областного управления НКВД (председатель), прокурора и первого секретаря обкома (либо другого руководителя, например, 2-го секретаря). Тройки передавали требуемую информацию в центр. Так, 8 июля начальник управления НКВД и председатель тройки Западно-Сибирской области С.Н. Миронов доложил Ежову о регистрации 25 944 человек, из них 10 924 — по первой и 15 036 — по второй категории{372}. Два дня спустя глава партийной организации Москвы Н.С. Хрущев сообщил Сталину, что в Московской области зарегистрировано 41 305 человек: 8500 — по первой и 32 805 — по второй категории{373}. Вместе со своим заместителем Фриновским Ежов занимался обобщением данных и устанавливал лимиты.
С целью подготовки к предстоящей кампании массовых арестов было проведено совещание начальников региональных управлений НКВД. 12 июля были извещены о вызове в Москву, на «оперативное совещание»{374}, начальники управлений НКВД республик и областей, где предстояло начать операцию в первую очередь (большинство областей РСФСР и Украины). В Средней Азии, Казахстане и наиболее удаленной части России операция должна была начаться несколько позже — во вторую очередь. Совещание открылось 16 июля 1937 года. Стенограмму этого совещания не удалось найти в архиве, однако мы располагаем отрывочными сведениями о высказываниях Ежова, которые содержатся в показаниях С.Н. Миронова и других арестованных позднее чекистов.
Как рассказал Миронов, совещание проводили Ежов и Фриновский. «Ежов дал общую оперативно-политическую директиву, а Фриновский уже в развитие ее прорабатывал с каждым начальником управления «оперативный лимит». Указания Ежова начались с угроз тем начальникам управлений НКВД, которые проявили «оперативную инертность», тогда как другие «уже взяли полный разбег по вскрытию контрреволюционных формирований внутри партии и вне ее»{375}. Как вспоминал Миронов, критике подверглись начальники Омского, Куйбышевского и Красноярского управлений. При этом Ежов впервые заявил о предстоящих «национальных» операциях: «Все должны подготовиться к массовым арестам по харбинцам, полякам, немцам, кулацко-белогвардейским группировкам и антисоветским группировкам внутри партии и в советском аппарате». Несколько дней спустя, когда участники совещания еще были в Москве, как вспоминал Миронов, 4 или 6 начальников УНКВД были арестованы: «Это явилось достаточно эффективной формой воздействия на всех присутствующих» и остальные уехали «в очень пониженном настроении»{376}. Согласно М.П. Шрейдеру, который сам на совещании не присутствовал, но узнал о том, что там было от своего начальника А.П. Радзивиловского, начальник Омского управления НКВД Э.П. Салынь, осмелившийся протестовать против «лимитов», был арестован прямо на совещании{377}.[43]
43
Во время этого совещания Радзивиловский еще не был начальником управления НКВД Ивановской области: до него был приглашен его предшественник В.А. Стырне, а сам Радзивиловский был назначен лишь 20 июля. Возможно, он присутствовал в своей прежней должности заместителя начальника управления НКВД Москвы.