Однажды, в августе месяце, перед самой сдачей города немцам налетели германские самолеты, и несколько тяжелых бомб попало в тюремный замок, разрушив корпуса для заключенных и поломав ворота. Тюремное начальство и надзиратели в страхе разбежались, а сидельцы, предоставленные сами себе, незамедлительно покинули разваленные здания.
Чуприн вместе с земляками-орловцами двинулся домой и скоро был задержан немцами и препровожден вместе с другими в Карачевский сборный пункт. Там бывшим зэкам выдали удостоверяющие личность аусвайсы и велели идти по домам и поступить на работу, чтобы приносить пользу великой Германии…
Третьего октября одна тысяча девятьсот сорок первого года в середине дня в Орле взлетели на воздух электростанция и элеватор, взорванные частями НКВД, последними покидавшими город. А еще через несколько часов на городских улицах, сильно тарахтя, появились немецкие мотоциклисты.
Наступило несколько часов хмельного безвластия, когда старой власти уже не существовало, а новая еще на установилась – самое время пограбить продуктовые и продовольственные магазины, склады и вагоны, стоящие на станции и дожидавшиеся разгрузки, чем горожане, включая баб и детишек, и занялись.
Грабежи прекратились через два дня, когда немцы показательно расстреляли группу мародеров, грабивших дальние склады с мукой и крупами. Когда Чуприн добрался до Орла, там уже вовсю командовал германец. Всем управляли гарнизонная комендатура во главе с генералом Адольфом Хаманном и Орловское городское самоуправление с бургомистром во главе, проще зовущееся городской управой, которая беспрекословно подчинялась распоряжениям гарнизонного коменданта.
Анастасия, супруга Михаила Никодимовича, кажется, уже не чаяла увидеть мужа живым. Она до того обрадовалась его появлению, что аж в голос всплакнула, пустив счастливые слезы.
Вечером в коммуналке, где проживали Чуприны, от души гуляли по поводу возвращения Михаила. Составили в ряд столы на общей кухне, сообразили нехитрую закуску да четверть самогону, что купили вскладчину у местного дельца Кутыгина, хвалившегося выданным ему от бургомистра патентом на варение самогона. Соседка по коммуналке Ольга Тяпина выставила на общий стол две банки немецкой тушенки, что очень кстати пришлись к вареной картошке, – Тяпина служила в городской комендатуре переводчицей и получала от новых хозяев города вполне приличный для военного времени паек.
Погуляли неплохо, хотя и без привычных советских тостов и заздравных песен про отца народов Иосифа Виссарионовича Сталина. Когда после окончания гулянки Михаил Никодимович отправился относить из кухни в комнату Тяпиной занятые на время гулянки стулья, то застал там двух молодых немецких офицеров.
– Wer bist du?[16] – внимательно посмотрел на Чуприна один из офицеров.
– Они спрашивают, кто ты? – перевела отрывистую немецкую речь Ольга Тяпина.
– Скажи им, что меня зовут Михаилом Чуприным. Я – сын купца первой гильдии. А еще вот что добавь… И сильно пострадавший от советской власти. Скажи им, что я потерял в застенках ВЧК отца и сам недавно невинно пострадал от проклятых коммунистов. Если бы тюрьму не разбомбили и я из нее не убежал, неизвестно еще, чем бы закончилось мое заключение. Говорят, что нас просто не успели расстрелять.
Когда Тяпина перевела германскому офицеру ответ Чуприна, немец поднялся и вплотную подошел к Михаилу: