— Эх, поработать бы денек-другой! — произнес вслух Майк, идя по нескончаемому коридору в столовую. — Согласен даже на шахте, будь она трижды проклята.
Впереди Майка шагал Хосе Амадо Контрерас, сзади — Поло Гарсиа. Хосе Амадо хмыкнул.
— Ну уж нет, с меня хватит, — сказал он Поло по-испански. — Теперь я буду отдыхать, отсыпаться и отъедаться за казенный счет в казенном доме.
Поло захохотал, но не рискнул ничего ответить, потому что они приближались к часовому-испанцу. Все трое привычно сложили руки за спиной и молча прошли мимо под его зорким взглядом. Через несколько шагов Поло обратился к Майку:
— Тут у них шахты нет. Есть кирпичный завод — пыль, жарища, раскаленные печи. Тьфу!
— Про завод я знаю, — ответил Майк. — Да мне все равно, где работать. Как ты думаешь, пустят меня, если я попрошусь?
— Не пустят, — ответил Поло.
— Почему? Боятся саботажа, что ли?
Чтобы ответить на вопрос Майка, Поло потребовалось все его знание английского языка, а Майку — испанского. Всем известно, начал Поло, что шахтеров из Реаты ни за какое преступление не осуждали, verdad?[99]
Майк не понял.
— Тогда зачем же нас держат здесь?
Поло обожал объяснять, особенно если собеседник знал меньше, чем он. Claro[100], продолжал он, всех их держат в тюрьме только до суда. Пока суд не осудил их, они не осужденные. Поэтому их нельзя наказывать, принуждая к работе.
Майк возразил, что не считает работу наказанием, он сам хочет работать. «Значит, ты думаешь, меня пустят на завод?»
Вопрос Майка озадачил Поло. Он решил посоветоваться с Алькадио. Хотя Алькадио едва исполнилось тридцать лет, в тюрьме он просидел тринадцать. Раньше он был пастух, и, когда какой-то anglo, покупавший у него овец, хотел надуть его, Алькадио этого anglo убил. Он давно уже пользовался здесь поблажками, которые предоставляют узникам за образцовое поведение: работал не на тюремном дворе, а в поле, ездил в город с шофером, который доставлял продукты для арестантов, ходил вместе с ним в бордель, первым узнавал новости, был в курсе всего, что творится в тюрьме и на воле, и уже успел свести знакомство с Поло.
Поло с таким важным видом отправился разыскивать Алькадио среди стоявших в очереди, что, глядя на него, трудно было удержаться от улыбки.
Майк и не удержался. Поло был так озабочен, что, казалось, ничего другого для него не существует и он почти… почти счастлив. Видно, попал в свою стихию. За те три дня, что реатинцы провели здесь, Поло собрал поразительный запас сведений о тюремной жизни — о здешних нравах и порядках, о том, как тут наказывают и как развлекаются, узнал, кого из надзирателей надо опасаться по причине зверской жестокости, кто из арестантов педераст, кто принадлежит к тюремной элите, а кто к подонкам тюремного общества. С двумя-тремя арестантами из числа привилегированных он уже был на дружеской ноге. Сидя в камере через стенку от Майка и Хесуса, он посвящал своего соседа по камере Пита Гранадоса, а также всех, кто желал его слушать, в грязные тюремные сплетни и жуткие тюремные легенды. Он, видимо, совсем освоился в тюрьме, будто провел тут годы, и больше не тревожился о судьбе Долорес и ребенка. Он был уверен, что мисс Эверслив из отдела пособий позаботится о них. Люди никогда не оставят в беде слепую женщину с грудным ребенком, заявил он и, судя по всему, вообще перестал о них думать.
Как ни чудовищно вел себя Поло, Майк его понимал. Беспечному, безалаберному парню, вынесшему в детстве столько побоев и издевательств со стороны anglos, которые вывернули наизнанку его понятия о добре и зле и окончательно загнали и затравили его, когда он стал взрослым и остался без работы и в черном списке, со слепой женой и маленькой дочерью на руках, а теперь еще пришили обвинение в убийстве, — такому парню тюрьма могла показаться местом, где легче найти применение своим способностям, чем на воле, во всяком случае на первый взгляд.