В каждом лагере самую большую хижину занимал староста, и там-то обычно и останавливались Сая Джон и Раджкумар. Порой они допоздна засиживались за разговорами на террасе. Сая Джон курил чируту[35] и предавался воспоминаниям – о своей жизни в Малайе и Сингапуре и о своей умершей жене.
В ту ночь, когда на Сая Джона наорал комиссар, Раджкумар долго лежал без сна, глядя на мерцающие огоньки в таи. Несмотря на предостережения Сая Джона, он никак не мог унять возмущение поведением комиссара.
Уже засыпая, Раджкумар услышал, как кто-то пробирается на террасу. Это был Сая Джон, с коробкой спичек и сигарой. Раджкумар мгновенно проснулся и разъярился точь-в-точь как днем.
– Саяджи, – выпалил Раджкумар, – почему вы ничего не сказали, когда этот человек кричал на вас? Я так разозлился, что хотел забраться в таи и преподать ему урок.
Сая Джон бросил взгляд в сторону таи, где по-прежнему горел свет. На фоне тонких плетеных стенок отчетливо виден был силуэт комиссара – он сидел в кресле и читал книгу.
– Тебе вовсе не следует злиться, Раджкумар. На его месте ты был бы таким же, а может, даже хуже. Меня гораздо больше удивляет, что большинство из них не такие, как этот.
– Почему, Саяджи?
– Представь, как им живется здесь, этим молодым европейцам. В лучшем случае они проведут в джунглях года два или три, прежде чем малярия или лихорадка денге обессилит их настолько, что им придется до конца дней жить поближе к докторам и больницам. Компании это хорошо известно, они понимают, что всего через несколько лет эти люди преждевременно одряхлеют, станут стариками в двадцать один год и их придется перевести в контору в городе. Только сразу по прибытии сюда, когда им по семнадцать-восемнадцать, они могут вести такую жизнь, и за эти несколько лет компания должна извлечь из них всю возможную выгоду. Вот они и посылают бедолаг из одного лагеря в другой, держат их там месяцами практически без перерывов. Взять хоть вот этого – мне рассказали, что у него уже был тяжелый приступ лихорадки денге. А этот парень немногим старше тебя, Раджкумар, может, лет восемнадцать-девятнадцать, – и вот он здесь, больной и одинокий, за тысячи миль от родного дома, в окружении людей, которых он вообще не знает, в чаще тропического леса. Но посмотри: сидит, читает книжку, без тени страха на лице.
– Вы тоже далеко от родного дома, Саяджи, – возразил Раджкумар. – Как и я.
– Но не так далеко, как он. И по доброй воле никто из нас не оказался бы здесь, собирая дары этого леса. Посмотри на у-си в лагере, посмотри на хсин-оука, который валяется на циновке, одурманенный опиумом, посмотри на ложную гордость, которой они исполнены, козыряя своим умением обучать слонов. Они думают, что если их отцы и прочие предки умели обращаться со слонами, то никто другой не знает этих животных так, как они. Хотя пока сюда не пришли европейцы, никому из них в голову не приходило использовать слонов на заготовке леса. Эти огромные животные нужны были только в пагодах и дворцах, для войны и торжественных церемоний. Именно европейцы поняли, что покорные ручные слоны могут выполнять разные работы на пользу человеку. Это они изобрели все, что мы видим вокруг в лесных лагерях. Вся здешняя жизнь – их творение. Это они придумали способ кольцом подсекать деревья, придумали, как перевозить бревна на слонах, как сплавлять их вниз по рекам. Даже такие мелочи, как конструкция и расположение здешних хижин, план таи, использование бамбука и ротанга – вовсе не у-си с их древней мудростью придумали эти вещи. Все родилось в умах таких людей, как тот, что сидит сейчас в таи, – мальчишка немногим старше тебя.
Купец ткнул пальцем в сторону силуэта на стене таи.
– Видишь этого человека, Раджкумар? – сказал он. – Вот у него тебе стоит поучиться. Подчинять природу своей воле, произрастающее на земле делать полезным человеческим существам – что может быть более достойным восхищения, более захватывающим? Вот что я сказал бы любому мальчику, у которого впереди вся жизнь.
Раджкумар понимал, что Сая Джон думал не о нем, своем луга-лей, а о Мэтью, своем отсутствующем сыне, и осознание это вызвало внезапный и острый приступ горечи. Но боль длилась лишь мгновение, и когда она утихла, Раджкумар почувствовал себя намного более сильным, более зрелым. В конце концов, это ведь он сейчас здесь, в лесном лагере, – а Мэтью далеко, в Сингапуре.