Читать онлайн "Стихотворения и поэмы" - Тихонов Николай Семенович - RuLit

Выбрать главу

Меняя, как тень, наряды, Шатая племен кольцо, Так дышит снам Шахразады Советская ночь в лицо.

Курдский прицел отличен — Стоит слова литого, Падает пограничник — Выстрел родит другого!

Что в этом толку, курд? Слышишь, в Багдаде золото Так же поет, как тут, Только на ваши головы.

Что же, стреляй! Но дашь Промах иль вновь не зря — Будешь ты есть лаваш Нашего тундыря.

1924 Армения

496. ВЫРА[80]

15 марта 1918 года

Четвертый съезд Советов Столпился перед зыбью, Рокочут анархисты, взводя курки. Ныряют соглашатели, чешуйчатостью рыбьей Поблескивают в зале глухие уголки. Колючей пеной Бреста Ораторы окачены, Выкриками с места Разъярены вконец — Эсеры гонят речи, но речи, словно клячи, Барьеров не осилив, ложатся в стороне. По лицам раскаленным Проносится метелица, Ведь нам же, ведь сегодня, здесь, Вот здесь решать гуртом — Винтовкой беспатронной ли В глаза врага нацелиться Или уважить вражью спесь И расписаться в том. «Вот когда мы шагали верстами, Не так, как теперь, дорожим вершком, Так ведь за нами — и очень просто — Те же эсеры шли петушком!» Зала разорвана, Ленин, заранее Нацелясь, бьет по отдельным рядам, Точно опять погибает «Титаник», Рты перекошены, в трюмах — вода. «Теперь как бойцы мы ничтожны слишком, Тут и голодный, и всякий вой, Вот почему нам нужна передышка — Мы вступили в эпоху войн». Тонут соглашатели. Лысины — как лодки, Рты сигналы мечут напропалую — ввысь, Но гром нарастает — кусками, и ходко Холмы рукоплесканий сошлись и разошлись Рук чернолесье метнулось навстречу, Видно, когда этот лес поредел, Что это зима, где не снег бесконечен, А люди — занесенные метелями дел!

Меж Ладогой и Раута Угрюма сторона — Только таборы холмов Да сосна. Только беженец, От белых пуль ходок, Гонит стадо несвежее На восток. Словно в ссылку сектанты, Шагают там быки, Кровавыми кантами Обшиты их зрачки. Скучая по крову, Голосами калек Поносят коровы Разболтанный снег. И лошади бурый Волочат свой костяк, Закат — как гравюра, Но это — пустяк. Над всеми голосами Скотов, дыша, Умные лыжи остриями Судьбы шуршат. По ветру в отчаянье Удерживая крик, От смерти — нечаянно — Уходит большевик. Меж Ладогой и Раута Угрюма сторона — Товарища Ракова Еще щадит она. Остались он да беженец, От белых пуль ходок, Холмы в личине снежной Да в сердце — холодок. Только с Красной Финляндией Кончен бал, Над черепов гирляндами Бал забастовал. Только в стадо включенный Упрямый костоправ Уходит побежденным, Узлами память сжав!

Изведавшее прелести годов несчетных, Развесистое дерево взирало на столы, В саду за музеем на месте почетном Пестрая очередь топтала палый лист. Дождь струился по людям незнакомым, Плечам и фуражкам теряя счет,— Спасского Совдепа военкомом, Товарищем Раковым, веден переучет.

Комсостав, окутанный паром Осени дряблой и жирной, как Борщ переваренный, — шел недаром В списки резервного полка. Всем ли довериться этим бывшим Корнетам, капитанам, подпрапорщикам? На месте погон были дырки, а выше — Сентябрьская слякоть стекала по щекам. Одни были напуганы, как сада ветви, Жалобно трещавшие под сапогом, Иным безразлично было всё на свете, А третьи говорили: «Товарищ военком». Очередь курила, таинственно крякала, Как будто она продавалась на вес. Самсоньевский, Зайцев? — разгадывать всякого — Значит, в саду на полгода засесть. Качавшееся дерево вместо промокательной Пухлой шелухой осыпало стол — Осень старалась быть только карательной, Темной экспедицией, мокрой и густой. Но, казалось, ссориться сегодня не придется, Все глядели вымытыми, словно из колодца. И, казалось, с лишними, снятыми отличьями Снято всё давнишнее, снято — и отлично!

Весь день гоньба под знаком исполкома, Верти до ночи ручку колеса, Где совещанья, речи, пыль и громы,— Ты доброволец, ты не нанялся! Необходимость машет булавой, Хвали и злись, ручайся головой, Пока внезапно день не испарится, И к полночи он различает лица Лишь с точки зренья боевой Или досадной единицы. Блокада вкруг, как петли паука, Давай, солдат, — крепись, товарищ Раков, В ночной глуши досаден с потолка Летящий герб в махорочных зигзагах. И особняк, где шли пиры, обеды, Черт знает что — в дыму других печей, И в нем кипит, как варево победы, Весь срочный быт военных мелочей.

Телефонист молодой Перехмурил брови — Он сидит как под водой Иль витает с крышей вровень. Страна полна такими, Привычными, что крик, Красноармеец — имя им, А век их невелик. И Раков смотрит: вот из тех — Телефонист, Кому отдать сейчас не грех — Своей лепешки лист. «Товарищ, ешьте!» — «Военком, я сыт. Я из гусаров спешен, Я даже сбрил усы. Из роты Карла Либкнехта, В войне четвертый год, Пишу стихи, отвыкнуть чтоб От всяческих забот». — «А ну-ка, попробуйте»… Сразу растет, Лицо тяжелеет, но грусть водолаза Кошачьим прыжком заменяется сразу, Слова начинают зеленый полет:

«Книги друг к другу прижались, В праздности шкап изнемог, Вы разве в шелку рождались, Гордые дети берлог? В щепы — стеклянные дверцы, Праздничных строк водопад Каждому в душу и сердце — Пей и пьяней наугад. В буре — спасение мира, К ней восхваленно взывай, Души лови — реквизируй, Если негодны — взрывай».

вернуться

Выра — деревня около Гатчины, где 29/V 1919 г. бивший Семеновский полк перешел на сторону белых. Здесь погиб комиссар рабочей бригады, член исполкома, товарищ Раков. Раков — по профессии официант, начал революционную деятельность с 1912 г., был председателем Профсоюза служащих трактирного промысла, работал во фракции большевиков в Государственной думе, был арестован, выслан; в 1914 г., не желая идти сражаться, сдал экзамен на фельдшера. В Февральскую революцию был избран председателем 42-го армейского корпуса и членом Петроградского Совета от Выборгского крепостного гарнизона. Он принимал самое активное участие в гражданской войне в Финляндии. Когда финский пролетариат был разгромлен, комитет 42-го корпуса был весь уничтожен под деревней Раута, товарищу Ракову чудом удалось спастись от белых. Они назначили крупную сумму за голову товарища Ракова и даже послали своих агентов в Петербург, чтобы убить его.

~ 129 ~