«Над нами грохочущий мост…»[25]
Над нами грохочущий мост —
Походка грузного паровоза.
Заблудившийся в сваях норд-ост
Лица, точно реи, морозит.
Сегодня причал плеча
Туже, чем нахрип боли.
Г лаза — почерневший очаг,
Четыре луча и неволя.
Чет или нечет осекшихся слов?
Молчанья не сложить и не вычесть.
Отчаянный всплеск — сорвавшееся весло
Этих губ, и одурь — обычай.
Наместник («Опять заплатанные песни…»)
Опять заплатанные песни
И перепев скупых страниц.
Склонись и вспомяни, — наместник,
Твой тесный мир в плену ее ресниц.
Молись иль не молись — ты не истратишь
Восторгом вытравленных глаз.
Расторгнув дни — в ночи сестра-тишь,
Ты плачешь и целуешь купола.
Из-за угла лететь — у водопоя поезд
Запомнит семафорные зрачки.
И ты у темных скирд воспой звезд
И насыпи сыпучие пески.
Твой скит, твой грубый сруб, наместник,
У самых губ, у самых глаз ее.
Поющий ялик, зыбь безвольных песен —
Твой тесный мир волною смят.
«Сегодня небо сошло с ума…»[26]
Сегодня небо сошло с ума
И ночь оглохла от гула.
Перепутанных звезд кутерьма
И слепой, сутулый переулок.
Мой! Мой бетонный вздох
И губы, как под поездом рельсы.
Глаза — невероятный переполох,
Космами волос лоб разгорелся.
А плечи, как упор моста —
Тяжелый виадук рук легок.
Ночь и сытая пустота
У несуществующего порога.
«Дым на дыбы — свинцовый выдох…»
Дым на дыбы — свинцовый выдох.
Улицы измызганы весной.
Мне сегодня солнцем выдан
Сверток ненабранных нот.
Никогда не сломать печати:
Въелся в бумагу сургуч.
Нет издателя, чтоб напечатать
Этих нот ночную пургу.
А как бились и прыгали взвизги
И заливался звоном рот!
Так только поют и бьются брызги
Строк.
Только ночь или только жалость?
О, как певуч косноязычный язык!
Вот опять, вот опять разбежалась,
Вздохнула грузная зыбь.
И запели, запенились ресницы,
Брызги, брызги и всплеск глаз.
Любовью, как чернилами, страница
Залита от угла до угла.
Но постой, — это вычеркнул цензор —
Все равно не поверят губам:
Все равно эту дикую цепь зорь
Не поймет уходящая на бал.
«Кирка, гранит и глыбы дней…»[27]
Кирка, гранит и глыбы дней.
Осколки строк в который раз на дне
Покинутой каменоломни.
От взрыва прах улыбкой преисполнен.
И помнят камни страшный и сухой
Ожог в дыму, — о догоревший шнур Бикфорда!
Полярной дышит пустотой
Тяжелый ветер с норда.
Молчи, молчи, от этих строк
И до запрокинутого крика
Лишь два шага. Разметанный песок
У самых ног. И скалы стыком
Легли на мертвый щебень слов.
И копотью, и дымной горечью свело,
Спаяло лавой ненависть и голод.
Так бурей сломанное весло
Не разорвет волны тяжелого подола.
Сорвавшийся с уступа стих!
Прости, прости, не отвести
Лавиной хлынувшей любви.
Мне тетивы не вырвать — лук дугой,
Тугой полет стрелы и губы ловят
Последний свист.
Молчаньем сломанные брови,
Бикфордов шнур и поцелуй сухой.
«Гобои букв — и бредит медью…»
Гобои букв — и бредит медью
Бессонница — сухой висок.
О этих губ слепая соль
За медленной, ночной обедней!
О боль обоев! Ночь как роса —