Литературная деятельность имеет в себе гораздо больше обаятельного, чем что-нибудь, – может быть, потому именно, что она представляет собою одно из важнейших поприщ для таланта. Вот почему молодые люди с пылким воображением и горячею кровью хотят у нас быть непременно поэтами. Для них все люди разделяются на два разряда: на людей великих, то есть поэтов, и на людей обыкновенных, то есть не поэтов. Если они почувствуют в груди своей эту неопределенную тревогу, которая производится горячею кровью, пылким воображением, маленьким избытком чувства, искоркою ума, а главное – молодостию, – они сейчас хватаются за перо и пишут стихи либо роман. Я поэт! – за право сказать себе это слово они готовы пожертвовать всем; но как это право не требует особенно дорогих жертв, по крайней мере свыше того, что стоит одна или две дести писчей бумаги, да отважная досужесть измарать ее размеренными строчками или размашистою прозою, то многие из них легко добиваются счастия быть печатно посвященными в поэты со стороны приятельского журнала. Потом они издают книжечку своих стихотворений. Приятельский журнал заранее извещает о выходе этой книжечки, как о деле необыкновенном, потом расхваливает книжечку;[5] публика засыпает за нею, – а сатана хохочет…[6] И вот вам ирония жизни!
Из таких бедных стихотворцев особенно жалки так называемые поэты по призванию, поэты-самоучки и т. п. Между ними есть люди действительно с призванием – быть людьми порядочными и образованными, с потребностию развить в себе природные дары; между ними бывают даже люди с внутренними вопросами, на которые могли бы дать им ответ наука и нравственное развитие; но они предпочитают искать более легкого и более приятного разрешения своих вопросов и находят его – в поэзии, но не в поэзии великих гениев творчества, а в своих бедных и жалких виршах. Процесс творчества они считают какою-то кабалистикою: они думают, что если найдет на человека дурь вдохновения, то он без ума умен, без науки сведущ и может видеть без глаз, слышать без ушей. А тут еще удивление людей, лавровый венок славы, бессмертие в веках, – и все это за такую дешевую цену! И пишет наш поэт, и издает он наконец книжечку своих стихотворений; но мир спокоен, люди и не подозревают, что между ними явился гений…
К числу таких явлений книжного мира принадлежат «Стихотворения г. Милькеева». Из посвящения книги и приложенного к ней письма поэта к Василию Андреевичу Жуковскому мы узнаем, что. г. Милькеев родился и вырос на берегах Иртыша, чувствовал в себе неодолимое стремление вырваться из тесного, душного и ограниченного круга, в который поставила его судьба, в сферу более высшую, более человеческую, которую он почему-то полагал для себя в поэтической деятельности; и что, наконец, ободренный вниманием В. А. Жуковского и пользуясь его просвещенным покровительством, переехал из Сибири в Россию. Вообще все письмо г. Милькеева к В. А. Жуковскому проникнуто простотою, умом и достоинством. К интереснейшим подробностям этого письма принадлежат те, из которых мы узнаем, что г. Милькеев чувствовал решительное желание сделаться поэтом при чтении Плутарха, когда ему было шестнадцать лет; он не имел никакого понятия о правилах стопосложения и до уразумения их должен был дойти собственною проницательностию. Так же точно понял он и правила орфографии русской. Без сомнения, все это стоило ему больших трудов и больших усилий, как человеку, лишенному всех пособий, какие представляют собою учители и учебники. Из этого видно, что г. Милькеев – то, что называется «поэт самородный», «поэт-самоучка». Самородные поэты особенно замечательны потому, что на их творениях, как бы ни были они грубы и необделанны, всегда лежит печать оригинальности, столь часто чуждой обыкновенным талантам. Таков был Кольцов, стихотворения которого, дышащие самобытным вдохновением и талантом, до того оригинальны, что нет никакой возможности подделаться под их простую и наивную форму. Но увы! не к таким поэтам принадлежит самородный поэт г. Милькеев, если только принадлежит он к каким-нибудь поэтам. Не только самобытности и оригинальности, – в его стихах нет даже того, что прежде всего составляет достоинство всяких порядочных стихов: нет таланта поэтического. Наш приговор, может быть, жёсток, но он тем не менее справедлив, и это не трудно будет доказать при сколько-нибудь внимательном рассмотрении лежащих перед нами стихотворений.
5