* * *
Из тьмы я пришел, где шумят дожди. Ты сейчас одна
взаперти.
Под сводами храма твоего путника приюти!
С дальних троп, из лесных глубин принес я тебе жасмин,
Дерзко мечтая: захочешь его в волосы ты вплести.
Медленно побреду назад в сумрак, полный звона цикад,
Ни слова не произнесу, только флейту к губам поднесу,
Песню мою – мой прощальный дар – посылая тебе с пути.
* * *
В вине твоей были песни, в корзине моей – цветы.
Тот же качал нас ветер, сорвавшийся с высоты.
Никто не знал, что за волны мутят небосвод безмолвный.
Пристал челнок твоих песен к причалу моей мечты.
В тот памятный день казалось: чтоб в лад твоим
песням звенеть,
В душе моей будут вечно цветы распускаться впредь.
Но песнь сорвалась с причала, и к ночи цветов не стало,-
Ошибся кто-то в фальгуне средь радостной суеты.
Из цикла «Времена года»
* * *
Под обаяньем лунных чар мечты кружат в просторе,
Летят, летят, летят ко мне, как птицы из-за моря,
В напевах света и теней уносят в даль минувших дней,
«Приди, приди, приди», – зовут, напевам вторя.
Зовут к виденьям давних лет, к ночам весны моей,
И друга ищут там, где свет мерцает средь теней,
Где боль, не узнанная мной, печаль моей поры иной,
Сквозь слезы шепчет: «Горе, горе, горе!»
* * *
Приди сюда, вода ключа, приди сюда, плеща, журча.
Из камня вырвись навсегда, приди, вода, журча, плеща.
В могуществе сквозной волны, явись из темной глубины,
Отрадная, приди, журча, плеща.
Тебя зовет все горячей блистанье солнечных лучей.
Ты с ними заведи игру, смиряй жару, журчи звончей.
Их жгучий золотой напев встречай, волною зашумев.
Прохладная, приди, журча, плеща.
И свищет ветер и поет, тебя он ищет и зовет:
«Приди, приди!» И ты приди, ты с ветром игры заведи,-
В мриданг [70] стучать он будет, мчась, а ты в ладоши бить, смеясь,
Зыбучая, приди, журча, плеща.
Злой дух пустыни здесь витал, злой дух тебя заколдовал,
Запрятал в каменный подвал, в немую тьму замуровал.
Скорей темницу сокруши, на свет явиться поспеши.
Могучая, приди, журча, плеща.
* * *
Из тучи – грохот барабана, могучий рокот непрестанный…
Волна глухого гула мне сердце всколыхнула,
Его биенье в громе потонуло.
Таилась боль в душе, как в бездне,- чем горестней,
тем бессловесней,
Но ветер влажный пролетел, и лес протяжно зашумел,
И скорбь моя вдруг зазвучала песней.
* * *
Над рощей в огненном цвету проходят тучи синей тенью.
Как в танце, гнутся на ветру затрепетавшие растенья.
В лесную чащу уходя, дрожит блистание дождя.
Душа, разлукою томясь, куда-то рвется в нетерпенье,-
И журавли над океаном куда-то мчатся караваном,-
Их крылья борются с туманом, вздымая волны ураганом,
И кто-то, сквозь трезвон цикад, мне в сердце входит
наугад,
Ступая по тоске моей украдкою, как сновиденье.
* * *
Во двор срабона входят тучи, стремительно темнеет высь,
Прими, душа, их путь летучий, в неведомое устремись,
Лети, лети в простор бескрайний, стань соучастницею тайны,
С земным теплом, родным углом расстаться не страшись,
Пусть в сердце боль твоя пылает холодной молнии огнем,
Молись, душа, всеразрушенью, заклятьями рождая гром.
К тайнице тайн причастна будь и, с грозами свершая путь,
В рыданьях ночи светопреставленья – закончись, завершись.
* * *
О туча, в тайнице укромной несущая мглу и дожди,-
Всей нежностью – темной, огромной – ты сердце мое услади!
Вершину горы освежая, тенями сады окружая,
Во мглу небосвод погружая, громами затишье буди.
О туча, промчись над рекой, что плещется жалобным плачем,
Там роща томится тоской, объята цветеньем горячим.
Изжаждавшихся утоляя, зарницами путь осветляя,
Приди, о приди, умоляю, в горящую душу приди!
* * *
* * *
Что-то от легких касаний, что-то от смутных слов,-
Так возникают напевы,- отклик на дальний зов.
Чампак средь чащи весенней, полаш в пыланье цветенья -
Подскажут мне звуки и краски,- путь вдохновенья таков.
Всплеском мгновенным возникнет что-то,
Виденья в душе – без числа, без счета,
А что-то ушло, отзвенев,- не уловишь напев.
Так сменяет минуту минута – чеканный звон бубенцов.
Из книги «Снова»
(«ПУНОШЧО»)
1932
Копаи [72]
Лениво ум мой по теченью Падмы
Блуждает.
На песчаном берегу,
Далеком, обнаженном, равнодушном
К живущему и страждущему миру,
Деревья одинокие собрались
Вкруг хижины разрушенной… Бамбук…
Да манговое дерево… Да старый
Баньян, такой же древний, как она.
За хижиною пруд. Горчицы поле.
Индиговой фактории остатки,
Где день и ночь шумят деревья джхау [73];
На этом берегу,
Таком же хмуром,
Раджбоншей [74] поселение.
Их козы
Пасутся тут же… А с холма взирают
Базара гофрированные крыши.
И кажется, объят поселок страхом
От леденящей близости реки.
Она течет из древних текстов прямо.
И Ганги кровь священную несет
По венам гордо.
От домов поселка
На расстоянье держится. Как будто
Она не видит их. Не узнает!
О, как ее манеры величавы.
Они иль с одинокою вершиной,
Иль с одиноким зовом моря схожи.
Так схожи, что невольно вспомнил я,
Как здесь однажды в лодке задремал
В ночном уединенье
Под созвездьем
Медведицы Большой.
Проснулся же я с утренней звездою…
И эти волны
Бежали равнодушно мимо края
Моих ночей и дней. Точь-в-точь как путник,
Идущий мимо радости и горя,
Что в придорожных домиках живут,
Так близко и далеко от него.
вернуться
72