Навести порядок в этой несчастной провинции было бы не под силу и более умелому правителю, чем Людовик Неверский, который сменил своего деда на посту графа Фландрии в 1322 году в возрасте восемнадцати лет. Это был невыразительный человек, не обладавший ни опытом, ни рассудительностью, который по преднамеренному решению Филиппа IV Красивого в раннем возрасте был разлучен со своей семьей и воспитывался при французском дворе. Следовательно, он ничего не знал о своем графстве на момент вступления на престол и не имел там друзей в эпоху, когда дружба была важнейшим инструментом правления. Его советниками были французы, включая, как с неудовольствием отмечали его подданные, сына того самого Пьера Флота, который был архитектором фламандской политики Филиппа IV Красивого. Его положение, и без того шаткое, еще более ухудшилось из-за энтузиазма, с которым его министры отнеслись к сбору репараций, которые французское правительство потребовало за столом переговоров. Он был, по словам Фруассара, "добрым и верным французом". До того, как его фактическое правление началось, он успел стать еще лучшим французом, поскольку в течение нескольких месяцев после его прибытия в графство вся вражда фламандцев к своим правителям и друг к другу вылилась в гражданскую войну беспрецедентной жестокости. Она началась, как и в 1302 году, с восстания сукноделов Брюгге. Вскоре за ним последовали крестьянские восстания по всей западной Фландрии. Оттуда восстание распространилось на Ипр и большую часть остального графства. Только в Генте городскому патрициату удалось сохранить контроль над ситуацией. В сельской местности дворян и графских чиновников убивали везде, где только можно было их найти. К 1328 году Людовик стал изгнанником в Париже, а его правительство во Фландрии практически исчезло. Задача разгрома этих "неразумных грубиянов" (выражение Филиппа VI) выпала на долю нового короля Франции, который выполнил ее с беспощадной быстротой летом того же года. Ополчение Брюгге было разбито в битве при Касселе 23 августа 1328 года. Стены восставших городов были разрушены. Начался террор, который продолжался и три года спустя. Людовик Неверский вернулся к управлению своей страной. Но он был обязан своим графством Филиппу VI и не забывал об этом. Не забывали об этом и его подданные[296].
К востоку от Фландрии пролегала неопределенная граница Священной Римской империи, проходящая по обе стороны реки Шельды и оставляющая обособленные анклавы одного графства на территории другого — семена будущих территориальных споров. За исключением Брабанта, крупного герцогства с важной собственной суконной промышленностью, Нидерланды состояли из небольших аграрных территорий, гораздо менее густонаселенных, чем Фландрия, и уязвимых для вмешательства извне. В этом регионе было мало правителей, не зависевших в той или иной степени от Франции. Они нуждались во французской поддержке против своих врагов или боялись французской враждебности, когда французская власть была так близко. Многие из них держали изолированные области или анклавы своих владений в виде пожалований от французского короля или владели ими в результате браков, наследования или покупки поместий в самом сердце Франции. Или они были принцами-епископами, которые были обязаны своим избранием на свои должности покровительству королей Франции, всегда находившихся ближе к уху Папы, чем мог надеяться император. Или, не имея такой явной зависимости, они были просто людьми, которые чувствовали притяжение французской придворной культуры, женились сами, или их родственники, на французских принцессах и содержали особняки в Париже, как например ярый франкофил Иоганн, граф Люксембургский, который также был королем Богемии, сыном одного императора Священной Римской империи и отцом другого, но по определению всю жизнь был французским придворным, который верно служил Филиппу VI как солдат и дипломат, пока не погиб, сражаясь за него при Креси.
Все эти князья были вассалами императора Священной Римской империи. Но империя, к которой они принадлежали, едва ли существовала как политическая единица. Она охватывала территории западной и центральной Европы и Италии, слишком обширные и разнообразные, чтобы обеспечить лояльность даже в качестве абстрактного понятия. На французском языке говорили в большей части Эно, в южном Брабанте, примерно в половине Люксембурга, в землях графов Намюрских и принцев-епископов Льежа и Камбре. Далее на север и запад он был принятым языком высшей знати и тех патрициев городов, которые претендовали на то, чтобы обращаться к ним на равных, немцев, которые, как император XVI века Карл V, говорили по-немецки только со своими лошадьми. Основная масса населения говорила на одном или другом из местных диалектов немецкого языка, который французы без разбора называли тhiois (тевтонским). Политической сплоченности было не больше, чем языковой. Ослабленная двумя веками внутренних разногласий и конституционных споров с папством, Священная Римская империя находилась в состоянии политического упадка. Нидерланды были крайней западной частью империи. Они занимали второстепенное место в политическом балансе империи, и их правители были практически суверенными.