Вот так мне достался автомобиль для покупок. Ни для чего другого я его все равно не использую.
Покончив с покупками, я припарковался у ближайшего ресторанчика, заказал пиво, салат из креветок с луковыми колечками и в полном молчании пообедал. Креветки оказались перемороженными, а лук раскисшим. Я огляделся, но не заметил, чтобы кто-то из посетителей скандалил с официантками или бил об пол тарелки. А потому решил не жаловаться и глотать, что дают. Как говорится, не рассчитывай на многое – не будешь разочарован.
Из окна ресторанчика просматривалось скоростное шоссе. На нем – автомобили самых разных мастей и оттенков. Глядя на них, я вспомнил о странном старике и его внучке, на которых вчера работал. При всей симпатии к этим людям, их жизнь, мягко говоря, не совпадала с моими представлениями о нормальности. Идиотский лифт, подземный мир за стенкой гардероба, жаббервоги, отключенный звук – куда ни кинь, все чересчур. Не говоря уже о зверином черепе в подарок на прощанье.
Дожидаясь кофе, я стал вспоминать, как выглядела очаровательная толстушка. Деталь за деталью восстанавливал в памяти ее квадратные сережки, розовые костюм и туфли на каблучках, ее плотные икры, мягкую линию шеи, черты лица и так далее. Странное дело: каждую деталь я помнил довольно отчетливо, но когда попытался собрать все в одно целое, портрет получился на удивление размытым. Наверное, давно не спал с толстушками. И забыл, как это на самом деле. Если вспомнить, последний раз я был с полной женщиной два года назад.
Однако старик прав: манеры толстеть у людей весьма и весьма разнообразны, и каждая толстушка толста по-своему. Однажды – в тот самый год, когда «Красная Армия» устроила заварушку в Каруидзаве,[12] – я соблазнил девушку с фантастически толстой задницей. Работала она за конторкой в банке и часто меня обслуживала. Слово за слово – мы с нею разговорились, как-то вечером сходили в бар, а потом оказались в одной постели. И, собственно, уже только там я впервые заметил, насколько грандиозна у нее нижняя половина. До этого я видел ее, в основном, только за стойкой и не мог знать, какая она внизу. Все оттого, что в студенчестве слишком увлекалась пинг-понгом, сказала она, но я не уловил в таком объяснении никакой логики. Никогда не слышал, чтобы от пинг-понга толстели, а тем более – исключительно ниже пояса.
Но ее полнота была очень милой. Я прикладывал ухо к ее бедру, и мне грезилось, будто я чудным весенним днем лежу в мягкой траве на залитой солнцем поляне. Ее поясница напоминала свежайший футон,[13] а округлые линии ног гармонично и плавно смыкались в промежности. Но когда я похвалил ее прелести, – а я из тех, кто сразу хвалит, если нравится, – то услышал в ответ лишь: «Да ладно тебе». Кажется, она так и не поверила в мою искренность.
Конечно, доводилось мне спать и с обычными толстыми женщинами. А дважды – с совсем тучными, чьи формы состояли сплошь из валиков плоти. Первой такой у меня была учительница музыки по классу синтезатора, а второй – безработная художница-стилистка. И, должен заметить, даже из этих женщин каждая толстела по-своему.
Наверно, и впрямь есть тенденция: чем больше спишь с разными женщинами, тем безнадежней уходишь в чистую технику секса. И удовольствие как таковое тускнеет. Понятно, что в самом желании никакой техники быть не может. Но стоит желанию разлиться рекой, и тебя затягивает в водопад удовольствия, который в конечном итоге выливается в заводь полового акта. И вот ты уже стремишься не к водопаду, который тебя чему-то научил прежде, но к заводи, куда ты однажды приплыл, потому что использовал такие-то технические навыки. Постепенно у тебя, как у собаки Павлова, вырабатывается рефлекс, и из реки желания ты приучаешься сразу сигать в заводь акта… Или мне только так кажется с годами?
Я прервал размышления о голых толстушках, расплатился и вышел. Заглянул в ближайшую библиотеку, подошел к конторке и сообщил длинноволосой библиотекарше, что меня интересует все о черепах млекопитающих. Та с трудом оторвалась от какого-то покетбука и посмотрела на меня снизу вверх.
– Прошу прощения? – переспросила библиотекарша.
– Все – о черепах – млекопитающих, – повторил я, внятно проговаривая каждое слово.
– Все-о о черепа-ах млекопита-ающих! – произнесла она с чувством и нараспев. Будто объявила название поэмы, которую собирается продекламировать перед затаившей дыхание аудиторией. Ну и дела, улыбнулся я про себя. Неужели она таким же образом реагирует на все, о чем бы ее ни спросили? Например:
Исто-ория ку-укольного теа-атра!
Осно-овы кита-айской гимна-астики!
Ей-богу, было бы забавно послушать поэмы с такими названиями.
12
«Красная Армия»