Молодой человек поднялся, чтобы приветствовать меня, и убрал во внутренний карман фрака книжечку в зеленом кожаном переплете. Это был Луиджи — младший брат Бонапарта, к которому тот относился как к сыну.
— Наполеон велел мне назваться Луи, — объяснил он. На вид Луиджи был ровесником Эжена, хотя я знала, что он на год или два старше. — Прошу простить за приход в столь ранний час, гражданка Бонапарт, — с серьезной почтительностью сказал он и объяснил, что был на водах в Шатийоне. Теперь направляется в Ниццу, где будет адъютантом у своего брата.
Я тепло приветствовала его и спросила, не желает ли он кофе, чаю или слабого пива. Он признался, что мечтает о моем кофе с Островов, о котором рассказывал ему брат.
— Увы, последние зерна с Мартиники кончились, но моя повариха, которая сама оттуда родом, нашла прекрасную замену — кофе из Южной Америки.
Позвонив в колокольчик, я попросила Лизетт принести нам кофе, шоколадного ликера и корзинку бисквитов, утром испеченных поварихой.
Мы говорили о водах, где побывал Луиджи, о предстоящем путешествии, об опасностях дороги, проистекающих от бандитов, о постановке вольтеровского «Брута», которую Луиджи смотрел накануне вечером в Республиканском театре. Мы сошлись в том, что великий актер Тальма, участвующий в спектакле, «горазд развлекать». Я удивила Луиджи, заметив, что мы знакомы с Тальма и он даже когда-то жил в этом доме, — потому, возможно, что дом у меня такой непритязательный. В общем, вели приятный разговор.
Когда появилась Лизетт с кофе, с веранды донесся лай мопса.
— Мне должны привезти кое-какие вещи, — объяснила я, вставая. — Нет, пожалуйста, останьтесь и допейте кофе.
Луи мигом осушил чашку и, взяв бисквит, встал.
— Мне в любом случае пора уже идти, — сказал он, следуя за мной к парадному крыльцу. Двое возчиков снимали с подводы один из ящиков — тяжелый, судя по их багровым лицам. — Вы приобрели национальную собственность? — спросил Луи, разглядывая печати.
— Можно и так сказать, — ответила я, не желая объяснять, что мне удалось вернуть себе пожитки первого мужа.
Ящики заняли кабинет целиком. Слуга подвинул их — так, чтобы я могла между ними протиснуться. Затем он вооружился аншпугом[82] и стал открывать крышки.
В первом ящике находилась домашняя утварь: фарфор, белье, пыльные занавеси для балдахина над кроватью. Личных вещей на удивление мало — чернильница, дубовый ларец, инкрустированный изнутри перламутром, склянка синего стекла с металлическими пуговицами от военного мундира, пара сапог для верховой езды, которые, возможно, пригодятся Эжену. Четыре стека, один с золотой рукояткой. Но ни пистолетов, ни сабель; вне всякого сомнения, украдены. И никакого серебра. В кожаном портфеле лежали финансовые документы и письма. Бумаги, не желая читать, я отложила для тетушки Дезире и маркиза. Как я и опасалась, тут была и бархатная сумочка с дамским нижним бельем, подвязками и жемчужными украшениями для причесок — «трофеи» Александра. Их я выкинула, хотя оставила себе одно украшение, которое мне приглянулось.
Нашла четыре больших ящика книг. Один из них был поврежден водой: страницы томов вздулись и покрылись плесенью. Я велела слуге сжечь содержимое этого ящика в саду. Вот и все наследство, доставшееся нашим детям.
Ницца, 10 жерминаля[83]
Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о Вас с любовью. Каждую ночь мысленно заключаю Вас в свои объятия. Не выпил еще ни чашки чая, не кляня амбиций, разлучивших меня с душой моей жизни. Занимаюсь делами, объезжаю лагеря, но всегда в моем сердце — Вы.
И, несмотря на это, Вы обращаетесь ко мне так официально! Как Вы могли написать такое письмо?! А с 23-го по 26-е прошло четыре дня. Чем Вы таким были заняты, что не нашли времени написать мужу? Моя душа опечалена, мое сердце порабощено Вами.
Простите меня! Пока моя душа занята важными планами, мое сердце терзают страхи за наш союз.
9 апреля
— Не могу передать, как я страдаю, взяв перо, — признавалась я друзьям. — Моему первому мужу не нравились мои письма, а теперь и Бонапарту.
Кажется, такова моя судьба, мое проклятие.
— Он сердится, потому что вы обращаетесь к нему на «вы»?
— Но так жене и подобает обращаться к мужу. — Шляпу мадам Крени украшала гирлянда тюльпанов, закрепленная широкой атласной лентой в черную и белую полоску. — Вы замужем не за каким-то булочником…
— Он пылок, я полагаю, — вздохнула я.
82
Ломик, которым пользуются как рычагом для переворачивания и перемещения больших тяжестей.