Впрочем, мы все обманывали друг друга, и эта мысль нисколько меня не утешала.
— Мы все виноваты, — грустно улыбнулась Тереза.
«Кроме Лазара», — подумала я.
— Как видите, — запела Тереза, цитируя строчку из «Кандида», — новый мир ничуть не лучше старого.
6 февраля
Подсчитаны итоги голосования за утверждение новой конституции. Бонапарт теперь — первый консул. Три миллиона проголосовали за него, и менее двухсот тысяч — против.[124] Это чудо.
Без даты
По растерянному взгляду Фовеля я поняла, что его новости меня не обрадуют.
— Насчет ваших долгов, мадам. Первый консул желает рассчитаться по ним.
— И Бонапарт послал вас? — Трус!
Фовель кивнул.
— Я должен выяснить общую сумму, — почесал он подбородок. — Бонапарт ее выплатит. И просит только, чтобы сейчас и впредь вы воздерживались от всех спекулятивных предприятий, мадам.
Пока Фовель говорил, я описывала вокруг него круги, размышляя. По правде говоря, других вариантов не было.
Мои долги были столь велики, что сама я их уплатить не могла. И не только за шляпы! (У меня их теперь тридцать восемь штук — не пойму, как это вышло.) Особо велики долги перед «Боден компани»: убытки по моим инвестициям в национальную собственность и Мальмезон составляли более миллиона. И жемчуг!
Все, решено! Я ушла из «Боден компани». Бонапарт выплатил мои долги. Боже, сколько было слез!
14 февраля
Встречалась с Терезой. Успешно работаем над созданием списка: вдвоем гораздо проще.
16 февраля
— Посылали за мной, гражданка? — Муж Эмили, Лавалетт, стоял передо мной по стойке «смирно», будто на плацу.
Я уговорила его сесть.
— Не сделаете ли мне одолжение, лейтенант? Я, однако, в нерешительности, ибо оно сопряжено с определенным риском. Мне нужно, чтобы кто-нибудь отправился в Австрию… — Лавалетт явно был удивлен, — …чтобы найти там некое лицо, эмигранта, имя которого наконец удалено из списка. Мне нужно, чтобы вы помогли ему пересечь границу и вернуться во Францию.
Задача не из легких.
— Позвольте спросить, о ком идет речь?
— Конечно, но вы должны поклясться, что не скажете никому, даже вашей жене!
Я выдержала паузу и улыбнулась:
— Франсуа Богарне.
От меня зависело возвращение отца Эмили, сына маркиза.
18 февраля
Все готово к завтрашнему большому параду, приему, обеду. По крайней мере, в теории. На практике я всякий раз обнаруживаю что-то неладное — то одно, то другое. Ковры расстелили только сегодня днем. Впридачу мой повар заболел — его лихорадит.
19 февраля, в шестом часу
— Ненавижу все это! — Бонапарт рванул на себе пояс.
— Не шевелитесь.
— Выглядите величественно, генерал, — сказал Фовель, помогая Бонапарту надеть мундир.
— Никогда не видела вас таким… выглаженным, — улыбнулась я. Бонапарт любил старую, поношенную одежду.
— Мне рассматривать это как комплимент? — Он был сосредоточен и серьезен. — Фовель, вы везунчик: вам не надо, как мне, строить из себя дурака перед публикой.
— Мадам Бонапарт, — один из грузчиков указал на гору сундуков, — нам забрать их все?
Я кивнула: и это — тоже, помимо всего прочего. В любую минуту я могла лишиться чувств от перенапряжения.
— Вы сами говорили, Бонапарт: народ должен вас видеть, он нуждается в зрелищах.
— Значит, порой вы меня все же слушаете!
— Бонапарт, я вас всегда слушаю.
В комнату, звонко смеясь, вошли Гортензия, Эмили и Каролина — стали кружиться, показывая свои наряды. Я поправила ленту в волосах Гортензии. Платье туговато сидело на Каролине, но с этим ничего нельзя было поделать.
«Уж не в интересном ли она положении?» — подумала я. Уже?
— Видели бы вы новый плюмаж на шляпе Иоахима! — сказала Каролина. — Стоит триста франков!
— Что это за шум? — Я посмотрела в сторону двери.
Сидя верхом на стуле, будто на лошади, раскачиваясь и подпрыгивая, в комнату въехал Эжен. Мы с девочками засмеялись. Он спрыгнул со своего «жеребца» и отдал честь.
— Итак? — усмехаясь, произнес он, демонстрируя свой новый мундир консульской гвардии.
— Ох, — выдохнула Гортензия, — девушки забросают тебя букетами.
Я посмотрела на часы на каминной полке. Каким-то чудом мы не опаздывали. Мельком взглянула на себя в зеркало: многовато косметики на лице — как у актрисы, готовящейся к выходу на сцену.
124
«За» было подано 3009445 голосов; «против» — 1562. Сийес и Дюко ушли со своих постов, вторым консулом стал Камбасерес, третьим — Лебрен.