— Не напоминает ли это вам дни старого режима? — прошептала Тереза. — Балы в здании оперы?
Уличный мальчишка схватился за подол моей юбки. Тальен пригрозил ему кулаком, и тот, отшатнувшись, повалился в грязь. Я остановилась спросить, не ушибся ли мальчик, и дала ему монету.
— Палачи разве приглашены? — выкрикнул кто-то, когда в дверях появился Тальен.
— Так-то теперь приветствуют освободителей, — кисло усмехнулся он.
15 февраля
Боюсь, Тереза и Тальен не ладят между собой.
— Что-то неладно? — спросила я подругу. Ее левую щеку покрывал толстый слой белил. В глазах у нее показались слезы. — Не понимаю… Он так вас любит.
— Его любовь убивает меня! — воскликнула она.
15 февраля 1795 года, Ренн
Роза, мои усилия по заключению мира могут увенчаться успехом. Молись обо мне — скоро это можно будет делать законным образом. Ты мне очень нужна.
18 февраля, 11 часов утра
Лазару удалось договориться о мире с восставшими в Вандее. Он преуспел там, где столь многие до него потерпели неудачу. В обмен на право исповедовать свою веру восставшие сложат оружие.
— Но как же остальные? — ворчала Ланнуа. — А нам что, свобода не нужна?
21 февраля
На улицах царит возбуждение. Свобода вероисповедания дана всем — всей Франции.
— Теперь можешь доставать свою маленькую Мадонну, — сказала я Гортензии.
— Разве можно? — опасливо спросила моя девочка.
— Время скрываться прошло!
Благодаря Лазару.
Вторник, 24 февраля
Терезе нездоровится, беременность делает ее медлительной. Она попросила меня помочь устроить прием в честь турецкого посла. Это мероприятие намечено на следующую неделю в загородном доме Барраса в Шайо. Тереза и я ездим туда каждый день. Все, что относится к депутату Баррасу, стоит денег: собаки, лошади, суженные кверху бокалы для хорошего коньяка… Ох уж эта распущенность нравов! К слову, Баррас уверяет, что маркиз де Сад — его кузен, называет его «мой дорогой кузен». Время от времени Баррас даже страдает от загадочного аристократического заболевания нервов, которое требует лечения горячими ваннами («Французская оспа,[72] как думаешь?» — шепнула мне Тереза). И все же он не без совести.
Забавный человек, манерный, остроумный, щедрый, но у него есть поистине отвратительная черта. Вольнодумец, он каждый день хвастает передо мной и Терезой своими победами. Если бы не его остроумие, эти истории поражали бы слушателей своей мерзостью. Но мы с Терезой смеемся до упаду над его рассказами о флирте взрослых мужчин. Все это так причудливо…
Вторник, 3 марта, поздно вечером
Тереза, готовясь к тому, что из-за беременности перестанет выезжать, побуждает меня принимать большее участие в делах Барраса.
— Вы именно такого типа женщина, какая ему нужна: элегантная аристократка с безупречным вкусом и умением держать себя в обществе. Ваши знакомства будут ему полезны. Нет никого лучше вас. Я так ему и сказала.
— Вы серьезно?
— Он щедро вознаграждает женщин, Роза. В этом я могу вас уверить. Единственное, что вам придется делать, так это слушать его истории об амурных похождениях.
Я улыбнулась.
Пятница, 13 марта
Я вымотана, но довольна. Прием у Барраса прошел прекрасно. Большую часть вечера я провела у игорных столов, вокруг которых все было заставлено блюдами с канапе. В полночь я распорядилась подать ужин, приготовленный из продуктов, доставленных из поместий Барраса: зайцы из его лесов, овощи с его огородов. Вино привезли из его виноградников в Провансе. Потом я уговорила всех сыграть в ломбер.
— Детская игра! — поначалу говорили гости (в том числе банкиры Розин и Перре), неохотно соглашаясь. Потом так увлеклись, что играли с азартом.
В целом вечер прошел успешно. Депутат Баррас остался доволен.
Сейчас поздно, пора спать. В голове кружатся мысли. Приходят фантазии о театральных спектаклях, концертах, балах, элегантных ужинах, затягивающихся до рассвета. Устраивать развлечения с неограниченным бюджетом — такая работа по мне.
1 апреля
Агат вернулась с рынка в слезах. Там бунт, она видела затоптанного ребенка. Позже, готовясь ехать в Ла-Шомьер, я услышала мушкетную стрельбу. Тем не менее послала Гонтье за наемным экипажем. Возница в не походящих друг к другу камзоле и панталонах запросил в три раза больше обычного, к тому же в звонкой монете.