Идея «Нюрнбергского момента» как триумфа западного лидерства и западного права, как ни странно, осталась жизнеспособной даже после того, как в новых исторических трудах основное внимание стало уделяться более глубокому анализу роли экспертов по международному праву в организации Трибунала. Захватывающая книга Филиппа Сэндса «Ист-Вест-стрит» (2016) освещает вклад польско-американского юриста Рафала Лемкина и польско-британского юриста Герша Лаутерпахта в разработке некоторых ключевых понятий Нюрнберга, таких как «геноцид» и «преступления против человечности», но лишь эпизодически упоминает советского юриста Арона Трайнина, чей вклад был, возможно, еще важнее. Все трое происходили из еврейских семей в Центральной Европе – но Лемкин и Лаутерпахт эмигрировали на Запад, а Трайнин остался в России и служил советскому правительству[13]. Лемкин и Лаутерпахт – представители либеральной правовой традиции. Они вписываются в сюжет. Трайнин сделал карьеру в сталинском СССР, и его прежние работы подводили основу под советские показательные процессы. Поэтому он определенно не вписывается[14].
Нарратив о «Нюрнбергском моменте» не оставляет места неоднозначности. Но рассказать историю МВТ без полного учета роли СССР – значит ухватить деталь и упустить главное. Сталинский Советский Союз фундаментально повлиял на МВТ и стал ключом к его успеху, приведя в движение то, что стало затем широко признано революцией в международном праве, – криминализацию завоевательных войн и стремление защитить индивида от репрессивного государства[15]. То, что эту роль сыграла страна, известная показательными процессами и ярко выраженным презрением к человеческой жизни, способно удивить и, возможно, даже огорчить. Полная история Нюрнберга сталкивает нас с двумя неудобными истинами: нелиберальные авторитарные государства иногда позитивно влияли на международное право, а международное правосудие есть процесс по своей сути политический[16].
Из всех союзных держав СССР больше всего стремился осудить нацистов не только за преступления, совершенные в ходе войны, но и в первую очередь за преступление, состоявшее в том, что они развязали «агрессивную войну». Под влиянием опыта тотальной войны – войны, мобилизовавшей все ресурсы общества, – советские юристы оставили на международном праве печать, изменившую его навсегда. Не кто иной, как Арон Трайнин, впервые артикулировал концепцию «преступления против мира», описав планирование и развязывание неспровоцированной войны как наказуемое преступное деяние. Это стало важнейшим пунктом в Обвинительном заключении – документе, создавшем правовую рамку для Трибунала в целом[17]. Трайнин также задолго до победы союзников внес советские идеи об уголовной ответственности и соучастии в международную дискуссию о военных преступлениях. Когда британские лидеры и некоторые американские политики (в том числе министр финансов Генри Моргентау – младший) выступали за внесудебную казнь нацистских вождей как более простой и прямолинейный подход, советские представители настаивали на созыве международного трибунала. Возможно, Нюрнбергского процесса вообще не было бы, если бы советская позиция не возобладала.
Но советские представители получили совершенно не тот трибунал, который представляли себе. Они не имели понятия, во что они ввяжутся в Нюрнберге. Преступления нацистов были столь чудовищны, свидетельства массовых зверств столь обильны, что Сталин и Молотов считали сценарий суда предрешенным. Советские руководители были настолько уверены в обвинительных вердиктах, что не постеснялись добавить в Обвинительное заключение одно из своих собственных военных преступлений – массовое убийство польских офицеров в Катыни. Они не ожидали, что подсудимым позволят оспаривать официальные отчеты о военных преступлениях, призывать в свидетели военачальников и эсэсовцев и настойчиво выдвигать встречные обвинения. Не ожидали они и того, что другие союзники будут иметь совершенно другие мнения о том, как должен идти процесс, как и того, что американцы настолько успешно будут выставлять и продвигать свою собственную повестку.
Сталин и Молотов также считали, что им будет легко контролировать советских обвинителей и судей и тем самым издалека управлять ходом процесса. Они представляли себе Нюрнберг как величественный образец воспитательной и просветительской работы – тот же показательный процесс, только масштабнее[18]. Сталин назначил Андрея Вышинского, обвинителя на зрелищных постановках Московских процессов, главой секретной московской комиссии, которая должна была руководить работой советских представителей на Нюрнбергском трибунале[19]. При отборе советских судей и обвинителей для МВТ Сталин тоже искал людей с опытом показательных процессов. Советский судья Иона Никитченко сделал карьеру судьи на Московских процессах; советский главный обвинитель Роман Руденко выступал обвинителем в показательных процессах 1930-х годов в Украине, а позже – обвинителем в показательном процессе против польских лидеров в Москве[20]. Советские заместители обвинителей имели аналогичный опыт.
14
О Трайнине, Лемкине и Лаутерпахте см.:
16
Историки и правоведы склонны по умолчанию считать, что идеи прав человека и международного права имеют либеральное происхождение. См., например: