Старботл издал одобрительный звук.
— Многие горячие головы у нас на Юге, — продолжал Мур, — предлагают отколоться от Союза и образовать самостоятельное государство. Вы, конечно, слышали об этом, Томас?
— Угу, — сказал Старботл.
— Но я лично пока что не сторонник таких решительных действий. В конце концов, и на Севере немало благоразумных, сочувствующих нам людей.
— Например?
— Ну хотя бы те, у кого текстильные фабрики. Что они будут делать без нашего хлопка? Закрывать фабрики?.. Да и еще найдутся... Знаете, как говорят у нас на Юге? «Хлопок — король».
Мур налил себе вина. Подняв бокал на свет и манерно отставив мизинец, полюбовался колыхающимся за стеклом жидким янтарем и сделал медленный глоток. Старботлу, очевидно, наскучило пребывать в состоянии оцепенения.
— Маэстро, я хочу курить, — сказал он Турчанинову и сверкнул бриллиантами на пальцах, потянувшись к деревянной коробке с сигарами.
— О, пожалуйста, мистер Старботл! Вы, наверно, устали, Сделаем маленькую передышку. — Иван Васильевич в душе сам на себя подивился: гляди, какая, с божьей помощью, вырабатывается галантерейность обхождения!
Коротенькие толстые пальцы в перстнях выудили сигару, сорвали красно-золотой бумажный поясок. Старботл откусил и выплюнул на пол кончик, вонючей серной спичкой чиркнул о подошву. Закинув голову, пустил в потолок голубой дым. У Турчанинова раздулись ноздри. Аромат какой!.. И ведь не подумал предложить, невежа…
— Про Линкольна говорят, что родом он из наших мест, из Кентукки. — Старботл пошевелил торчащей из угла рта гаванной. — Был лавочником, почтмейстером. Сейчас адвокат в Спрингфилде. Язык у него подвешен хорошо, ничего не скажешь. Боюсь, Чарли, этот длинный дьявол далеко пойдет. И причинит нам немало неприятностей.
В дверях, держа шляпу, появился низенький, круглолицый, цветущий господин почтенного вида, в золотых очках на красном носике. Совершенно лысая круглая голова отдавала блеском полированной кости.
— Ну как вы нашли миссис, док? — повернул к нему голову Старботл, и в низком хрипловато-властном его голосе Турчанинов уловил беспокойство.
— Все в порядке, уважаемый мистер Старботл! — сообщил жидким голоском доктор, пряча голый череп под высокой, надвинутой набок шляпой. — У миссис Старботл обычные мигрени, свойственные ее нервной конституции. Тишина, покой, лекарства, которые я сейчас прописал, — и все будет прекрасно.
— Слава богу! — Лицо у Старботла прояснилось. («Похоже, любит жену», — подумал Турчанинов.) — Благодарю вас, док, присаживайтесь. Бокал вина? — Старботл наполнил пустой бокал, подвинул.
Доктор уселся в свободном кресле, взбросив руками сзади фалды сюртука, высоко вознес бокал: «Ваше здоровье, джентльмены!» — отпил наполовину, причмокивая, и проникновенно сказал:
— In vino veritas![32] — На лице изобразилась сладость. — А миленькую мулаточку вы тогда приторговывали на аукционе, почтеннейший мистер Старботл! Я тоже там был.
— Платить за негра полторы тысячи долларов? Благодарю покорно, — проворчал Старботл. — Пусть уж этот французишка раскошеливается, если ему уж так приспичило.
— Он здесь?
— Нет, уехал. Повез свою мулатку в Луизиану... Кстати, док, вы мне напомнили.
Старботл хлопнул в ладоши и приказал выглянувшему из дверей черному слуге в ливрее позвать управляющего.
— Мистер Рой, что скажете об этом черномазом, которого я купил на аукционе? — спросил он, когда появился щеголевато одетый толстяк с квадратным, ничего не выражающим лицом. — Как его? Юпитер, что ли?
— Юпитер, сэр. Хороший негр, сэр. Трудолюбивый, старательный, — сказал управляющий, почтительно склонив голову набок.
— Пришлите его ко мне. И пусть придут два надсмотрщика. С плетками.
Вскоре два высоких, здоровенных негра в соломенных шляпах с оборванными полями, каждый с ременной плетью в руке, привели тревожно озиравшегося, почуявшего недоброе Юпитера.
— Раздевайся, Юп. Сейчас будут тебя пороть, — сказал Старботл, дымя сигарой.
— За что, масса? Что я сделал? — завопил негр, становясь пепельным. — Ведь я не сделал ничего дурного, масса. Я хорошо работаю, я стараюсь изо всех сил, спросите массу Роя, если не верите, — говорил он прерывающимся голосом, переводя полные отчаянья глаза с одного белого лица на другое и сознавая в то же время тщетность своей мольбы.
Старботл сказал:
— Я знаю, ты хорошо работаешь. Но теперь ты стал моей собственностью. Собственностью. Понял?