Милитаристы соревновались в осуществлении политики террора и преследований. Коммунисты, среди которых особым авторитетом пользовались Чжоу Эньлай, Е Тин, Чжу Дэ, пытались спасти позиции КПК.
В ночь с 31 июля на 1 августа 1927 г. полки 11-го и 20-го корпусов НРА под командованием Хэ Луна, Е Тина, Чжу Дэ, выполняя инструкции КПК, разоружили гоминьдановские части в Наньчане. Руководителем восстания войск местного гарнизона стал Чжоу Эньлай. День 1 августа 1927 г. стал днем рождения китайской Красной Армии. Пять дней восставшие контролировали город.
Затем обескровленные в тяжелых боях с милитаристами отряды стали продвигаться, неся тяжелые потери, в районы, охваченные крестьянскими восстаниями. Политический кризис достиг критической точки.
Восточный милитарист Сунь Чуаньфан, видя углубление раскола в гоминьдановском лагере, двинул свои войска против армии Чан Кайши, очистил от чанкайшистов северный берег реки Янцзы, окружил Нанкин. Казалось, судьба Чан Кайши решена. Но лидер Нанкинского правительства принимает спасительное решение. В августе 1927 г. он объявляет об отставке. Решение сопровождается многословными рассуждениями вокруг одной темы: дело партии выше личных интересов. «Я надеюсь, — говорил Чан, — что каждый член партии, несмотря на существующие расхождения во мнениях, будет жить ради своего долга, защищать партию против какой-либо попытки разрушить ее или узурпировать власть».
После ухода Чан Кайши в отставку гуансийские генералы стали играть ведущую роль в Нанкине. Административный опыт гуансийцев в Шанхай-Нанкинском районе оказался неудачным. Единственная группировка, поддержавшая их в Гоминьдане, — сишаньская — не могла в то время стать надежной опорой центральной власти.
Переворот Чан Кайши в Шанхае эхом беспокойства отозвался в руководящих кругах Коминтерна. Оппозиция в ВКП(б) указала на шанхайские события как на доказательство в пользу своих аргументов, ставящих под сомнение линию коммунистов на сотрудничество с Гоминьданом. Всего лишь несколько месяцев назад Н. И. Бухарин говорил о расколе Гоминьдана, призывал к поддержке противостоящего Чан Кзйши правительства в Ухане, которое, по его словам, неизбежно должно было стать «центром притяжения народных масс»[43]. А теперь, спустя несколько месяцев, Бухарин отмечает конец революционной роли уханьского центра.[44]
Какова социальная база китайской революции? Созрели ли объективные для нее условия? Стоило ли КПК принимать участие в деятельности Гоминьдана? Эти и другие вопросы оказались в центре партийных дискуссий. Оппозиция обвинила Н. Бухарина, выступавшего за линию единого фронта, в предательстве ленинизма. Но и в оппозиции не было и не могло быть единой точки зрения на китайские события. «У Радека, — писал Н. Бухарин, — в Китае нет феодализма, у Зиновьева — он процветает. По Троцкому — буржуазия, пожалуй что, никогда революционной роли в Китае не играла, по Радеку — она была другом рабочих. По Зиновьеву — нужно было всемерно поддерживать Ухань; по Троцкому (в то же время) — Уханя не существовало и нужно было немедленно против него организовать центр двоевластия. По Радеку — нужно было (коммунистам. — В. В.) выходить из Гоминьдана тогда, когда им же рекомендовалось сидеть в гоминьдановском правительстве. Альский обрушивается ужасным образом на партлинию за поддержку (в свое время) Гоминьдана и в то же время посвящает свою книжку Гоминьдану и т. д. и т. п. Словом, чего хочешь, того просишь» Н. И. Бухарин отбрасывал возражения против сотрудничества коммунистов с Гоминьданом. Единый фронт, по его мнению, предполагал союз КПК и Гоминьдана, необходимость проявлять бдительность перед лицом опасных рецидивов контрреволюции, которых всегда можно было ожидать от Чан Кайши и его окружения.
Любовь, семья и политика
Чан Кайши, уйдя в отставку, проследовал, сопровождаемый 200 охранниками, в гористый район провинции Чжэцзян. Он остановился в шести милях от дома своих предков в Цикоу. Одолевала пресса. Американским журналистам Чан поведал о своем намерении провести следующие пять лет за границей, изучая политику, экономику, военное дело. Чан Кайши, удовлетворив таким образом любопытство журналистов, обращает свою энергию на другое: предпринимает немалые усилия ради изменения своего семейного положения. В доме Сунь Ятсена Чан познакомился с его свояченицей Мэйлин, одной из очаровательных дочерей богатого китайского капиталиста Сун Ложу, который был известен больше как Чарльз Сун. Сун совмещал бизнес с пропагандой христианства в Китае, оказывал содействие Сунь Ятсену.