У меня сжимается сердце, но я не могу не хмыкнуть. Я бы многое отдала, чтобы Отто допустили на это заседание Совета, а не отправили на какое-то, очевидно, важное испытание Гренцвахе. Теперь мне остается только представлять выражение лица Отто, если бы он услышал, как его называют «загадочным».
Лизель пренебрежительно взмахивает рукой:
– Он не важен для истории. Сначала он мне не понравился… – Она на мгновение задумывается, затем решительно качает головой: – Нет, все же без него история получится лучше…
– Он был частью вашего путешествия, – вмешивается Рохус. – Нам нужно услышать также и о его вкладе в это дело.
Лизель надувает губки:
– Но он же ничего не сделал. Разве что вырезал мне собачку. – Она снова задумывается. – Хорошо. Думаю, этот его вклад неплох.
Это была собака? Я помню, Отто говорил, что собирался смастерить лошадь.
– Ты не можешь исключать его из повествования только потому, что тебя он не устраивает, – настаивает Рохус. – Мы должны услышать все, что произошло. Всю правду.
Я бросаю на Рохуса недоверчивый взгляд. Почему его так интересует роль Отто в этой истории? Им необходимо разобраться в деталях, как и утверждает Рохус, – или же они надеются выведать что-то, что смогут использовать, чтобы очернить Отто, вопреки тому, что он является избранным для меня воином?
– По правде говоря, – Лизель растягивает второе слово, – возвращаясь к необжитым краям, через которые мы шли! – Она резко отстраняется от стола и начинает расхаживать перед высокими окнами, из которых видны уходящие вдаль верхушки деревьев заповедного Источника. – Через непроходимые леса и бурлящие реки… мы плыли на крошечной лодочке, она была вот такой маленькой. А вода леденющей! Теперь уже была зима во всей своей беспощадной красе… Фрици мыла мне волосы, и те застыли…
– Я не… – Я замолкаю. Вспоминаю то время.
Хорошо. Возможно, я действительно мыла Лизель волосы. Но мы были страшно грязные, когда чудом спаслись после взрыва в базилике, где в заключении находилась сотня невинных людей, которых мой брат намеревался сжечь в Трире. Смыть пепел и грязь с волос, пусть и морозной речной водой, было необходимо.
Не могу поверить, что именно об этой подробности вспоминает Лизель. Не о том, как наши жизни висели на волоске. Не о том, как ночами мы сидели вокруг тлеющего костра, тревожась, что треснувшая в темноте ветка предвещает приближение Дитера, который следует за нами.
Нет. Худшим, что нам пришлось пережить, были замерзшие волосы.
– Дитя, – Филомена потирает переносицу. – Мы согласились дать тебе возможность составить официальный отчет, но нам и правда нужны только подробности о том, где вы были, с чем столкнулись и как выжили. Твое же представление очень…
– СТАРУХА! – взвизгивает Лизель. – Не Старица, конечно, не Абноба. А пожилая женщина. В маленьком домике под Баден-Баденом. Мы зашли к ней, а она посадила нас в яму из колючек и костей.
Я хмурюсь:
– Лизель, старуха нас не ловила.
– И Фрици! – Она резко поворачивается ко мне. – Фрици использовала силу своей магической связи с Источником и освободила нас от шипов! Растения подчиняются ее приказам, она может управлять зеленью!
– Я не…
– И это было еще не самое худшее, с чем мы столкнулись! – Лизель запрыгивает на стул, ее светлые косички раскачиваются за плечами, голубые глаза блестят, а лицо краснеет. – Мы отправились в Баден-Баден. Я, Фрици и ее угрюмый воин…
– Угрюмый, – эхом повторяет Корнелия и, хихикая, прячет лицо в ладони.
– Столкнулись с ужасом, ранее неведомым ведьмам: самым отвратительным из христианских праздников, извращенным праздником…
Я усмехаюсь:
– Лизель, ты имеешь в виду Рождество? Баден-Баденский Кристкиндэмаркт?
– Ничто иное! – Она покачивается на стуле, соглашаясь, и на ее лице появляется гримаса ужаса. – Они украли наши традиции празднования Йоля и сделали их такими… такими… католическими.
– Hexenjägers[1], – ворчит Филомена. – Как вам удалось ускользнуть от них?
– ЗАМОК! – Лизель указывает в пустоту. – Замок, стоящий высоко на холме, мрачный и загадочный… или нет, это был Отто. – Она хмурится и опускает голову, проверяя свои записи. – Нет. Он не важен. Фрици. Дитер поднялся на холм верхом на коне, и Фрици спасла нас…