— Дыхание Имира, — пробормотал Гиф, осознав масштаб того, что говорил Гримнир. — Это значит, что он заложил основы всего этого задолго до Маг Туиред.
— Две судьбы по цене одной — освободить Злостного Врага от цепей, чтобы отсрочить его гибель, а затем отправить его, чтобы он раз и навсегда покончил с нашим народом. И когда все будет сказано и сделано, он не вернет его к корням Иггдрасиля, так? Нар! Он позволит ему бродить по Мидгарду.
Гиф покачал головой:
— Вот почему он изменил правила. Радболг поставил под угрозу его план, когда пронзил Сарклунгом череп змея.
Гримнир усмехнулся.
— Ручаюсь, ему пришлось вернуться туда наспех! Чтобы его змей снова не оказался в цепях и не начал грызть корни Старого Ясеня. Железный клинок Сарклунг был его спасительной силой… Он удерживал дух Нидхёгга, пригвожденный к трупу, достаточно долго, чтобы Один пробормотал это нелепое пророчество и затопил пещеру, в которой Радболг прикончил его, под волнами озера Венерн, скрывая ее почти восемьсот лет.
Гримнир обратил свой красный глаз на Мимира.
— Мы не ошиблись. Фимбулвинтер пришла и ушла, пока Нидхёгг спал долгим сном, так? И никакого призыва к битве. Никакого Рагнарёка.
— Только распространяющаяся злоба Пригвожденного Бога и разрушение Старых Путей, — ответил Мимир. — И Имир был свидетелем всего этого.
— Итак, он услышал мою клятву и… что? — сказал Гримнир. — Ему пришла в голову идея использовать последнего из нас в качестве ножа для колки льда? Он выбрал это оружие? Просто посылать нас туда и обратно, от смерти к смерти, пока мы не избавим Мидгард от драгоценного маленького любимца Одина? — Он цокнул, щелкнув зубами. — Ну, семь раз или дюжину, я думаю, я успею это сделать, прежде чем мир рухнет.
— Дар Имира имеет свои пределы, скрелинг, — сказал Мимир.
Гримнир бросил на лишенную тела голову уничтожающий взгляд:
— Что ты имеешь в виду под пределами?
— Девять — это число миров на Дереве, это количество дней, в течение которых Один висел в поисках рун. Девять — это количество лет, которое проходит между великими жертвоприношениями в Уппсале, в Швеции… и девять — это количество жизней, которые у тебя есть между Мидгардом и Настрондом.
Гримнир сплюнул.
— И, подумать только, что… Я уже использовал семь из них. Хель побери вас, червей, и ваши правила! У меня одна смерть здесь, и одна смерть там… А что после этого?
— После этого Один вкусит триумф. Спутанный Бог навеки останется в заточении. Гьяллархорн навеки умолкнет. Волк навеки останется закованным в цепи. Угроза Рагнарека исчезнет, ибо в мире людей не останется никого, кто обладал бы знаниями, необходимыми для победы над Нидхёггом, или дарами, с помощью которых можно было бы вывести из игры силу его хозяина.
— Что ж, если это так… — Гримнир одарил Гифа злобной ухмылкой, а затем запрыгнул обратно на бордюр. Широко расставив ноги, он высвободил свой член из брюк и выпустил струю мочи в воды Мимисбрунна. Он произнес свое имя по буквам и плеснул мочой в заплывший глаз. Гиф взревел от смеха; резкий смех Гримнира эхом разнесся по залу. — Вот тебе и вкус моей мудрости, одноглазый всадник на скамьях!
— Ты глупец, Гримнир, сын Балегира, — сказал Мимир.
— Может, и так, — ответил Гримнир, отодвигаясь и опускаясь обратно на пол. Он наклонился ближе и вытер руки о поросшую мхом бороду отрубленной головы. — Но, похоже, я еще и защитник Имира, и, подозреваю, Повелитель Морозов не выбрал бы меня, если бы я трепетал перед так называемой мощью Всеотца Одина. — Гримнир взглянул на Гифа. Старший каунар кивнул. — И последнее, прежде чем мы с тобой расстанемся: Радболг, сын Кьялланди, ты его видел?
— Он с парой товарищей покинул Настронд почти сто лет назад, — добавил Гиф. — Отправился в Нижние Миры, чтобы найти известия о Спутанном Боге.
— Дорога Ясеня привела его ко мне, — сказал Мимир. — Одного. Он сказал, что его спутники заблудились в дороге. Он тоже согласился заплатить мою цену. Я рассказал ему о местонахождении Локи и о тщетности попыток простого скрелинга спасти его. Эти ответы его не удовлетворили, и вскоре он ушел по Дороге Ясеня. С тех пор я ничего не слышал о его трудах.
Гиф нахмурился. «Благодарю тебя, добрый Мимир», — пробормотал он.
— Что это? — Гримнир отвесил ленивый поклон в сторону лишенной тела головы и, не сказав больше ни слова, повернулся к ней спиной.