— Она… Она спрятана на дне лощины, на краю земель Лютра, — начал Блартунга прерывистым голосом. — Мы н-нашли ее случайно, Снага, я и Кот. Скраги из Ярдвегура, они пытались напасть на нас, чтобы вернуть добычу, которую мы честно заработали, совершив набег на них. Ну, Снага решил, что мы ускользнем от них, направившись к Корню из Скрелингсалра. Вот тогда-то мы и наткнулись на это — углубление в земле, заросшее деревьями. На дне есть вода и пещера. — Хотя Блартунга был связан и подвешен за лодыжки, воспоминание об этом месте вызвало у него дрожь. — Во всех Девяти Мирах не хватит золота, чтобы заставить меня вернуться туда! Гарн! Это противоестественно! Твари шепчутся из темноты… — Скраг замолчал.
— Продолжай, — прорычал Гримнир.
— Что ж, если ты сможешь это пережить и пройти по пещере до конца, она выйдет под какими-то развалинами, недалеко от того места, о котором говорил твой старый длиннозуб, — дороге через Лес Трупов. Он назвал ее Хрехольт. Как насчет того, чтобы отпустить меня, а? Я говорю тебе правду.
Гримнир цокнул зубом.
— Да, я тебе верю.
— Потому что я маленькая правдивая крыса, так? Да, значит, ты возьмешь меня к себе на службу? Даю слово, я буду служить тебе, пока не протрубит Рог!
— Ты? — Голос Гримнира стал ровным и твердым; словно сталь, скрежещущая по кремню, раздался зловещий скрежет Хата, покидающего ножны. — Есть другое дело…
— Н-нет, — всхлипнул Блартунга. — Ты не обязан этого делать.
— Да ну? — Гримнир снова присел на корточки, их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга. Его горячее дыхание обожгло щеки скрага. — Значит, я должен простить такому ничтожеству, как ты, то, что он плюнул мне на кончик клинка? Гиф — старый длиннозуб, как ты его называешь, — преподал мне урок, когда я был еще таким же несмышленым скрагом, как и ты. Он сказал: «Если ты позволишь волку отведать вкус твоей крови, он будет щелкать зубами около твоей глотки до конца своих дней». Мудрые слова, а? Что ж, ты попробовал моей крови, маленький волчонок. И вкус — это все, что ты получишь.
Блартунга извивался в своих путах.
— П-Пожалуйста… Хотя бы убей меня… П-пож…
Лезвие Хата, только что отточенное, перерезало скрагу горло. Из рваного пореза запузырилась зловонная черная кровь, густыми ручейками стекая по подбородку Блартунги. Гримнир отступил; он стряхивал капли со своего клинка, пока дрожащий труп истекал кровью.
— Вы все усвоите тот же урок, что и эти жалкие сицилийцы, — пробормотал Гримнир. — Нар! Ты убил меня, и я позабочусь, чтобы ты пожалел об этом!
Кровь скрага превратилась в тонкую струйку, а затем в брызги. Кивнув, Гримнир подошел к трупу. Схватив прядь окровавленных волос, он взмахнул Хатом и отсек Блартунге голову…
И Гримнир, сын Балегира, унес этот ужасный знак с собой, когда покинул рощу, оставив тело скрага висеть над землей Настронда, когда он возвращался в шумное сердце Ульфсстадира.
ВОЛЧИЙ ЗАЛ был полон света и тени. Жир капал с фонарей, которые добавляли тонкий желтый отблеск к свету железных светильников[16], от их пламени пахло канифолью и смолой; из трех костровых ям поднимался дым и потрескивали угли; расщепленные топором поленья горели жирным оранжевым светом. Тени танцевали, когда сотни скрелингов скакали от одного конца Варгхолла до другого, народ Ока смешивался с теми, кто носил сигил Оленя.
Гримнир остановился на пороге, и презрительная усмешка искривила уголки его рта, когда он увидел зрелище дикого дебоша, исполняемое его сородичами. Рабы в лохмотьях приносили еду и питье — вино и медовуху из погребов, эль из початых бочонков, стоявших на деревянных подставках; блюда с мясом целых свиней жарились на очагах вдоль правой стены. Вонь свиного жира смешивалась с запахом дыма, крови и пота. Пронзительные крики доносились из-за столов, где играли в кости и звенело золото, а рабы отбивались от цепких когтей своих влюбленных хозяев. Клинки блеснули на свету, зубы сжались, глаза вспыхнули; в мгновение ока еще один мертвый скрелинг — или еще один мертвый раб — упал на покрытый грязью тростник с перерезанным горлом; его закололи, отшвырнули в сторону и забыли, пока он не вернется.
Гримнир услышал смех и хриплые обрывки песни, когда швырял отрубленную голову Блартунги в самое сердце ближайшего очага. Волосы затрещали и загорелись; поленья сдвинулись с места, и застывшее в смерти лицо скрага исчезло навсегда. Покончив с этим, Гримнир вытер руки о рубаху раба и неторопливо направился в это логово безумия.