После смерти свекра муж нет-нет да и напоминал жене, что она — дочь нищих родителей и потому плохо воспитала своего ребенка.
Ульяна, не желая слушать от мужа обидных слов, часто урезонивала дочь, просила не ходить в юрту к батрачкам. Но что поделаешь с упрямой девчонкой?
Когда Майе исполнилось десять лет, ее отца, Семена Ивановича, избрали улусным головой. Новоиспеченный голова стал часто бывать в Вилюйске. Там он увидел, что дети городских богачей обучаются грамоте, и ему захотелось определить в школу Майю.
Однажды, вернувшись из поездки, Семен Иванович заикнулся об этом жене, но Ульяна и слушать не захотела. Но как можно увезти куда-то единственного ребенка, чтобы он там богу душу отдал? В доме было пережито так много смертей, что одно напоминание о них переполняло сердца родителей леденящим ужасом. Майя осталась дома…
Политического ссыльного Аркадия Романовича Эхова, по предписанию господина исправника, доставили в инородную управу[4]. Конвоировали заключенного из Вилюйска два дюжих казака.
Эхов высок, худощав, кудрявые волосы цвета засохшего мятлика. Продолговатое лицо окаймляют бакенбарды и густая курчавая борода. Глаза у него голубые, как воды озера Хампа в тихую ясную погоду.
Любой встречный, посмотрев на Эхова, мог сказать с недоумением: «Этот молодой человек — преступник? Да полноте вам. Разве такие преступниками бывают?»
Вместе с Аркадием Романовичем в управу прибыла бумага, гласящая, что Эхов, обучаясь в Петербургском университете, вступил в студенческую организацию, преследовавшую цель «совершить покушение на жизнь его Величества Александра Второго».
В 1876 году студента Эхова заключили в Петропавловскую крепость. Он был приговорен к пожизненному заключению.
Спустя пять лет царя убили. Высочайшим манифестом наследника престола пожизненное заключение Эхова было заменено вечной ссылкой в Восточную Сибирь. Эхов очутился в Якутии. Два года его возили из одной пересыльной тюрьмы в другую, пока наконец в 1883 году не определили на постоянное место жительства — в Средневилюйский улус.
Поселили ссыльного в здании улусной управы. Голова Харатаев сторонился его, с опаской думал: «Чего еще можно ждать от этого русского, который поднял руку на самого царя?»
Но Эхов был всегда вежлив и обходителен. Он по-якутски заговаривал со встречными жителями, ища с ними общения, чем все больше удивлял Харатаева. Так прошло несколько месяцев…
Улусный письмоводитель Капитонов, сын богача, проучившийся два года в Вилюйской церковноприходской школе, чаще и чаще прибегал к помощи ссыльного. Он показывал ему все бумаги, которые составлял для отсылки в Вилюйск, и часто, прежде чем отправить документ, переписывал его по подсказке Эхова.
Это заметил голова и однажды спросил у письмоводителя:
— Ты почему казенные бумаги показываешь государственному преступнику?
Капитонов смутился и шепотом, словно их мог кто-нибудь подслушать, ответил:
— Это большого ума человек и совершенно бескорыстный. Он исправляет наши бумаги, чем оказывает управе услугу. Какая жалость, что его голова не у меня на плечах.
— Да он же почти цареубийца! Как ты смеешь? — закричал Харатаев.
Капитонов покачал головой и кротким голосом ответил:
— Когда это было?.. Да и было ли?..
После этого разговора Семен Иванович в течение нескольких дней не спускал глаз с Эхова. Когда ссыльный отлучался на улицу, Харатаев, движимый чисто человеческим любопытством, выходил на улицу и смотрел, как Эхов раскланивается с прохожими, словно со старыми знакомыми. А дня через три у Семена Ивановича произошел первый разговор со ссыльным.
— Ынах барда[5],— смешно выговаривая по-якутски, сказал Эхов.
— Ыных, — с натянутой улыбкой поправил его голова и, повернувшись к письмоводителю, спросил: — Он, видимо, хочет сказать — ынах?
— Да-да, ынах, — подтвердил Капитонов, — ынах…
Вокоре между Эховым и Харатаевым произошел более серьезный разговор, на этот раз — через переводчика. Голова явился в управу в парадной одежде, важный, торжественный. Оторвав письмоводителя от какой-то бумаги, Харатаев с нарочитой небрежностью сказал:
— Эй ты, спроси-ка у этого, — он показал на ссыльного, — не согласится ли он обучать мою дочь читать, писать и говорить по-русски?
Письмоводитель долго о чем-то говорил с Эховым. Харатаев, ни слова не понимающий по-русски, сидел глух и нем.
Вернулся Семен Иванович из управы радостный и довольный. С собой он привез в дом повеселевшего Эхова и представил его жене как учителя Майи.
4