Дом Искусств открылся 19 ноября 1919 года (в записных книжках Блока — сухая запись: «Открывается Дворец искусств на углу Невского и Мойки»[16]). По моде времени стали называть его сокращенно: «Диск». Владислав Ходасевич пишет: «Под „Диск“ отдали три помещения: два из них некогда были заняты меблированными комнатами (в одно — ход с Морской, со двора, в другое — с Мойки); третье составляло квартиру домовладельца, известного гастрономического торговца Елисеева. Квартира была огромная, бестолково раскинувшаяся на целых три этажа, с переходами, закоулками, тупиками, отделанная с убийственной рыночной роскошью»[17]. О самой церемонии открытия К. И. Чуковский на следующий день записал в дневнике: «Итак, вчера мы открывали „Дом Искусства“. Огромная холодная квартира, в которой каким-то чудом натопили две комнаты — стол с дивными письменными принадлежностями, всё — как по маслу: прислуга, в уборной графин и стакан, гости. Горького не было, он болен. Все были так изумлены, когда им подали карамельки, стаканы горячего чаю и булочки… Заседания не описываю, ибо Блок описал его для меня в Чукоккале[18]… Мы ходили осматривать елисеевскую квартиру (нанятую нами для Дома Искусств). Безвкусица оглушительная»[19]. Далее Корней Иванович называет тех, кто не пришел на открытие: Сологуба, Мережковского, Петрова-Водкина. Блок же, наоборот, перечисляет явившихся; среди них: Добужинский, Анненков, Щуко, Немирович-Данченко (писатель), Гумилев, Замятин, Ольденбург…
Были избраны действительные члены Дома Искусств (не все жаждущие попали в их число — Чуковский записал реплики рассерженного Н. Н. Пунина, тогда очень левого, его не избрали[20]), среди избранных — художники Добужинский и Бенуа, композиторы Асафьев и Глазунов, но, главным образом, — писатели. Организация в Доме общежития для литераторов оказалась тем еще удобной, что в доме, брошенном купцами Елисеевыми, оставалась их челядь, ожидая возвращения господ — она дом оберегала и теперь стала официально в нем трудиться по своим прежним должностям, прислуживая литераторам. Всего под общежитие отвели 63 комнатушки. Вот некоторые постояльцы Диска: писатели О. Мандельштам, Н. Гумилев, В. Ходасевич, В. Шкловский, О. Форш, А. Грин, М. Шагинян, М. Лозинский, В. Пяст, Вс. Рождественский, Л. Лунц, М. Слонимский (комната, в которой поселили молоденького секретаря Дома Искусств и станет местом Серапионовских собраний!), А. Тиняков, художники В. Милашевский, А. Щекатихина…
Теперь о Студии. Общее руководство ею поручили К. И. Чуковскому. Горький пишет, что было в Студии человек сорок молодежи[21], но он имеет в виду первый этап её существования, т. е. «Студию переводчиков» в доме Мурузи. Бывший в ту пору юным студистом, Н. Чуковский, вспоминая легендарные годы, число слушателей уточняет: «Всего в Студии было 337 студистов»[22]. Разброс данных, как видим, чудовищный. Однако оба источника не врут. Н. Чуковский пишет о Доме Искусств, а с переходом Студии туда она существенно разрослась.
Л. Лунц в не подписанной им заметке «Литературная Студия Дома Искусств» пишет, что «четырехмесячные работы Студии протекли очень успешно, но показали, что интересы молодежи направлены, главным образом, на самостоятельную, а не на переводческую работу»[23].
Поэтому тематику лекций расширили.
Приведем перечень лекционных курсов, которые читались в литературной Студии Дома Искусств:
Н. С. Гумилев «Драматургия»
Андрей Белый «Ритмика»
A. З. Штейнберг «Эстетика»
B. М. Жирмунский «Теория поэзии»
В. Б. Шкловский «Теория сюжета»
К. И. Чуковский «История современной английской литературы»
А. В. Амфитеатров «История итальянской литературы»
Б. М. Эйхенбаум «Толстой».
Наряду с лекционными курсами очень популярны были и семинары:
«Техника художественной прозы» — Е. И. Замятин
18
См. Чукоккала. М., 1979. С. 248–250; «протокол» Блока, как и полагалось в «Чукоккале», носит шутливый характер.
20
Там же. С. 144–145. Пунин говорил: он гордится, что его забаллотировали в Дом Искусств, ибо это показывает, что буржуазные отбросы ненавидят его. На это Горький ответил, что ненавидит таких людей, как Пунин, ибо не верит в их коммунизм. Впрочем, Н. Н. Пунин, оставаясь адептом левого искусства, вскоре перестал быть «комиссаром» — сталинский аппарат левых не жаловал.