Султан Юсуф обратился к Великому Магистру Жерару с такими словами: «Твои воины, как я понимаю, служат не тебе и даже не малику, а самому пророку Исе. Они отреклись от земной славы и земной радости. Смерть в сражении для их — главная цель жизни. Они хотят взойти на небеса, в свой христианский рай и встретится лицом к лицу с пророком Исой. Все это верно?» Великий Магистр подтвердил, что в словах султана нет ошибок, кроме одной: Иисус Христос не пророк, а сам Всемогущий Господь. «Если они в это верят, то тем более должны быть благодарны мне, — рек султан Юсуф. — Ведь я дарую им то, к чему они стремятся всей душой.»
В войске султана были суфии, полагающие, что их души способны воспарять в божественные высоты еще в земной жизни. Именно им султан приказал умертвить рыцарей-храмовников и госпитальеров. Суфии немедля выхватили свои кинжалы и с неистовым рвением исполнили приказание повелителя. (Разумеется, я не стал описывать за столом, в какое опьяняющее и далеко не божественное блаженство впали они все, заколов франков.)
Самому Великому Магистру султан даровал жизнь, и, признаться, вид у предводителя тамплиеров был не самый счастливый.
Все остальные пленники были отправлены в Дамаск. Благородных рыцарей устроили там скорее не как пленников, а как почетных гостей султана, а всех простолюдинов продали по дешевке на невольничьем рынке…
Я замолк, чтобы перевести дух. Рыцари сидели за столом в задумчивом молчании. Хозяин и его родственник только качали головами, пораженные моим рассказом. И только неуемной монахине все было мало.
— Сударь, вы рассказали все, что любопытно мужчинам, — с укором заметила она, — однако ваш рассказ начался с моего вопроса о супруге графа Раймонда и о том, как обошелся с ней султан. Вы хотя бы запомнили, как она была одета, когда пришла в стан к сарацинам?
— Господи, спаси грешную душу этой заблудшей невесты Христовой! — в сердцах воскликнул Дьердь Фаркаши. — Чтоб у тебя язык отнялся, Катарина! Что ты мелешь?! Тут гибнет лучшее воинство Христово, а тебе только бы платье не запылилось! Не гневайтесь, господа, честное слово. Бог ее накажет. Я спрошу, что же стало с Животворящим Крестом? Ведь Крест Господень был при войске…
— Крест оказался в руках султана Юсуфа, — коротко ответил рыцарь Джон.
— Всемилостивый Боже! — перекрестился хозяин дома и весь побагровел. — Я прожил на свете почти семьдесят лет и многое повидал, но у меня не хватает разумения понять, как же такое могло случиться, что даже Крест Господень не помог христианам!.. А как же тогда помогло им копье язычника, пронзившее саму плоть Христову? Ничего не понимаю!
— А может быть, крест был не настоящим? — негромко пробурчал «медведь».
— Господь с тобой, Бошо! — отшатнулся от него в сторону Дьердь Фаркаши.
— Тут не только вашего, но и всего человеческого разумения не хватит, — с видом уже ничему не удивляющегося мудреца изрек рыцарь Джон. — Разве что на Страшном Суде все узнаем. Только представляется мне, что для некоторых Страшный Суд начинается еще при земной жизни, дабы они не успели натворить лишних грехов и окончательно погубить свои души.
— А как же Крест Господень?! — все сокрушался простодушный хозяин.
— Копье — это копье, и всем ясно, для чего оно нужно, — вступил в разговор рыцарь Вильям Лонгхед. — А Крест Господень — не стенобитная машина, и нечего было таскать его по всем дорогам и на всякую драку. Господь не потерпел и отнял Живоносное Древо у христиан за непочтительное обращение. Так же вышло и со святым градом Иерусалимом. Что говорить, если сам патриарх иерусалимский выкупил себя из плена и отбыл со своим сундуком, полным золота, хотя мог выкупить еще тысячи пленников! Ведь все видели, что сундук, если и полегчал, то не больше, чем корова, когда наложит на дороге кучу.
— Неужели так и было?! — ужаснулся Дьердь Фаркаши.
— Да, я видел это своими глазами, — подтвердил Джон Фитц-Рауф.
Вновь за столом воцарилось тяжелое молчание, и я решил-таки удовлетворить неизбывное любопытство Катарины, дабы немного подсластить горечь сомнений, пропитавшую не только души гостей и хозяев, но — даже блюда и доброе вино.
— Султан Юсуф послал в Тиверию за княгиней Галилеи Эскивой целый отряд мамлюков. Когда супруга Раймонда Триполийского появилась в его стане, султан сам вышел к ней навстречу и пригласил к трапезе, — рассказал я с таким видом, будто между вопросом Катарины и моим ответом не было никаких упреков и никакого разговора. — Она была одета, если мне не изменяет память, в небесно-голубое блио[120], поверх которого сверкала златотканная накидка цвета султанских знамен… Потом султан Юсуф выделил ей шатер, куда более роскошный, чем достался от его щедрот королю Ги де Лузиньяну. Наконец, когда султан вышел проводить графиню Эскиву на дорогу, ведущую к Триполи, он подарил ей чудесное ожерелье из бадахшанских рубинов.
120
Блио — Здесь: верхняя узкая одежда с длинными, до колен, и широкими рукавами, обычно украшавшаяся дорогим поясом ювелирной работы.