— Вот как? — удивился я, первый раз услышав об этом.
— Да, пока сам патриарх не убедился, что чуда не произойдет и христианам придется-таки заплатить за все грехи, совершенные ими на Святой Земле, никто не смел заговорить о сдаче. Я сам видел, с каким облегчением вздохнул сам Балиан, когда патриарх стал печально вздыхать о судьбах невинных детей, которых сарацины убьют или продадут в рабство. Балиан Ибелинский даже не стал выслушивать долгие увещевания патриарха, а сразу прервал его и отправился в стан султана в одиночку и безоружным. О чем они говорили, ты, Дауд, верно, знаешь куда лучше нас.
— Да, — с невольной гордостью кивнул я. — Мне довелось присутствовать при переговорах султана Юсуфа с Балианом Ибелинским. Я очень хорошо запомнил их мирную беседу, которую порой заглушал шум сражения у врат святого Этьена. Ведь, насколько мне известно, Балиан не отдавал приказа о сдаче, надеясь, что султан согласится на его условия.
Увидев вдали знатного франка, султан Юсуф очень обрадовался и послал ему навстречу дюжину своих телохранителей. Однако, когда Балиан приблизился, султан напустил на себя очень строгий вид.
«Я полагал, что твое благоразумие предотвратит бессмысленное пролитие крови», — сказал он Балиану.
«Сдать город без сопротивления означало для всех христиан снискать вечный позор, — спокойно ответил франк, прекрасно говоривший по-арабски. — Ничуть не меньший того, что снискали бы воины султана, если бы теперь отступились от города.»
На это султан ничем не мог возразить. Он указал с вершины Масличной горы на стены Святого Города и тем же строгим тоном вопросил франка:
«Когда-то вы, христиане, устроили в этих священных стенах жестокую резню. Чем вы отличаетесь от древнего царя Ирода, который убивал младенцев? Назови мне хоть один повод поступить иначе и простить вам великую жестокость».
«Верно, — с коротким поклоном признал Балиан. — Первые крестоносцы, мои предки, не знали пощады. Их было мало, а жителей в городе много, и франки боялись мятежа. Но их опасения не искупают их грехи. Теперь потомки расплачиваются… Я не могу назвать ни единого повода отменить древний закон «кровь за кровь». Ни единого, кроме истинного милосердия, коим ты, великий султан, уже создал себе вечную славу.»
«Значит, если я проявлю истинное милосердие, то ты признаешь, что сегодня Иисус Христос, которого вы считаете Сыном Божьим, невидимо находится здесь, на моей стороне, — и султан указал на стоящую рядом часовню, — а вовсе не с вами, франками.»
«Пути Господни неисповедимы», — в глубоком смущении проговорил Балиан упавшим голосом.
«Ты, а не я, сказал о расплате, — сказал довольный султан. — Христиане должны заплатить хотя бы за нелегкий труд моих воинов. Иначе мои воины возропщут первыми, а потом поднимут свои голоса правители других стран на землях Пророка. Хотя одного моего слова было бы достаточно, чтобы христиане константинопольской веры[123] открыли мне ночью ворота. Они перед нами не виноваты… Итак я назначаю очень милосердный выкуп. Десять динаров за каждого мужчину, пять за женщину и всего один за ребенка».
«Ты воистину милосерден, великий султан, — сказал Балиан, — но никак не менее двадцати тысяч несчастных никогда не смогут оценить твоего милосердия. Они торопились скрыться в стенах города, побросав все свое имущество, и с них не возьмешь и дирхема, даже если подступишь с кинжалом к горлу.»
«Тогда сто тысяч динар за всех несчастных, — предложил султан и, заметив, что франк ничуть не воспрянул духом, удивился: — Неужели народ вашего малика стоит дешевле его самого?»
«Ста тысяч мы не сможем собрать, — развел руками Балиан. — Самое большее — тридцать.»
Султан некоторое время размышлял и наконец принял окончательное решение:
«Самый дешевый раб-христианин не может стоить дороже самого безродного мусульманина, попавшего в рабство к христианам. За эту сумму я отпущу не больше семи тысяч. Вам придется выбрать тех, кто достоин свободы, а кому придется искупать грехи предков.»
Султан Египта и Сирии Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб вступил в Священный Город Иерусалим на другое утро. То была пятница, второй день октября года 1187-го от Рождества Христова. А по мусульманскому календарю наступил двадцать седьмой день месяца раджаба 583-го года хиджры, годовщин чудесного путешествия Пророка Мухаммада в Святой Город, которое Пророк совершил ночью во сне.
Тут я обратился к рыцарю Джону с просьбой продолжить рассказ, ведь он доблестно защищал Иерусалим и был свидетелем того, что произошло после его сдачи. Но Джон Фитц-Рауф ответил резким отказом.