В сказках – да. В книжках Фицджеральда. В фильмах с участием Богарта. Но в реальной жизни? Существует ли она, эта первая искорка, говорящая: «Я тебя люблю, займемся любовью прямо сейчас и прямо здесь, на кухонном столе, под вторую часть Седьмой симфонии Бетховена – я обожаю Бетховена – трахаться под него просто фантастика, какой ритм: забери меня, женись на мне, заставь исчезнуть мир вокруг нас, потому что на этом прекрасном острове будем только мы…»? Существует ли она на самом деле?
– И как ты за это возьмешься? Позвонишь и скажешь: «Поздравляю, вы выиграли! Выбраны из сотни претендентов на то, чтобы провести ночь с… – разражается смехом, – самой горячей владелицей галереи в Париже, Клео Л. Тессанже»? – Молчу. Майя продолжает: – Или так… Позволишь ему пригласить тебя позавтракать вместе под деловым предлогом, и… – она прерывает фразу противным иканием, проливает воду из стакана на мой диванчик, – посреди завтрака, между грушей и сыром, отложишь столовые приборы и скажешь: «Вообще– то работа меньше всего меня сейчас волнует. Я здесь потому, что… люблю вас!»?
Неплохо. Я улыбаюсь. Майя вытирает глаза шелковым платочком. Оранжевым.
– Представь, Клео, это действует безотказно. У меня есть клиентка, она журналистка и к тому же известный репортер, аккредитованная в Ватикане. Пока я занимаюсь ее таксой, она мне все про себя рассказывает. И последний раз она призналась, что ее слабость – начальники крупных предприятий. И чтобы их закадрить, она напрашивалась позавтракать с ними под предлогом, что хочет взять интервью. Посреди завтрака она, потупив взор, сообщала им, что втрескалась по уши. По ее мнению, это действует стопроцентно!
– Сначала я продам ему картину.
Майя смотрит на меня лукаво, но с восхищением.
– Ну, тогда… Если ты сможешь ему еще и картину всучить! Браво!
Картину– то продать я сумею. Вот остальное – проблематично. В моем– то возрасте. Я уже не первой свежести, мало занимаюсь спортом, ляжки и ягодицы уже недостаточно упруги. Когда я сажусь, на животе появляются складки, а грудь с потерявшей эластичность кожей при наклоне вперед падает, как мужские яички после эякуляции. В одежде я еще могу скрыть свои недостатки. Но обнаженная, как часто хлестко замечает Майя, это еще как посмотреть…
– Ой– ой– ой!
– Что ты сказала?
– Нет, ничего… Я просто пыталась представить первое свидание. Я стара уже для таких выкрутасов, ты не считаешь?
– Возраст тут ни при чем! Посмотри на меня, почти в сорок лет у меня множество первых встреч. Нет, что странно в твоем случае, это сам подход.
Иду варить кофе. Пока я несу чашки, подруга продолжает свою утомительную речь. Бесконечную.
– Я понимаю еще, если бы ты хотела отомстить своему мужу. Но в этом случае надо сказать ему об этом, или чтобы он узнал, а как раз этого ты и не хочешь!
– Ни в коем случае!
– Но заводить любовника, просто чтобы попробовать, тут уж действительно я тебя не понимаю. И даже… готова поспорить, что ты не сделаешь этого!
Доказываю ей обратное: беру визитку Дон Жуана и прямо на ее глазах набираю номер. Оставляю сообщение, попросив его перезвонить, упоминаю Бехлера, но ни слова об остальном. Кладу телефон. Кажется, я начинаю развлекаться.
Марк выходит из ванной весь мокрый и голый. Следуя за ним по следам, оставленным на ковролине, застаю его на кухне, глотающим чай на скорую руку. Кладу ему на плечи полотенце:
– Вытрись, а то поскользнешься.
Смотрит на запястье, хотя еще не надел часы.
– Мне надо бежать. В девять часов я встречаюсь с одним швейцарцем, который делает потрясающие фотографии. Хочу, чтобы он издал у нас книгу. Но с тех пор как он начал продаваться в Японии, ему просто проходу не дают.
Энергично растирается полотенцем и отправляется за одеколоном в комнату, откуда выходит через несколько минут в безупречном костюме, белой рубашке, небесно– голубом галстуке с качающимися на ветвях кенгуру. Волосы еще не высохли. Он обнимает меня. От него хорошо пахнет.
– Давай где– нибудь встретимся и позавтракаем, детка?
Я могла бы ответить «да», что мне мешает? Однако с волнением в голосе отвечаю:
– Нет, не сегодня. Я завтракаю с одним неприятным клиентом.
Глаза выдают меня. К счастью, у Марка нет времени, чтобы обратить на это внимание. Он мимолетно целует меня в губы, хватает свои вещи и бросается вон из квартиры.
– Тогда до вечера!
Я не в состоянии ответить – настолько сильно ощущение, что я его предаю. Машу рукой в сторону двери.
До вечера.
Дон Жуана зовут Ральфом. Мы встретились в бистро «Камло» на улице Амло. Там превосходная кухня и нет меню, а скученность столиков служит своего рода препятствием для излишней близости клиентов. Идеальное место для первого свидания. Я уже сижу за столиком, когда он входит. На него смотрят – похоже, здесь хорошо его знают. На лице видны следы макияжа. Он только что с генеральной репетиции.
– Hi, there![34]
Непонятно, почему я краснею, услышав его голос. Неуверенно жму протянутую руку.
– Привет!
– Итак, как насчет Бехлера? Отметим это!
Зовет официантку по имени и заказывает вино.
Так рано я никогда не пью. Естественно, об этом умалчиваю. Ральф наполняет мой бокал вином «Корнас» производства «Коломбо» – как тут устоять? – и чокается со мной.
– За нас, Клео! За все картины, которые вы мне продадите, и нашу дружбу!
Пью. Облизываю губы, не сводя с него глаз. Улыбаюсь. Он берет салфетку и вытирает полоску, оставленную вином, с моей губы. Я вздрагиваю.
– Без усов вы намного лучше… – Приблизившись, он наклоняется ко мне: – Расскажите о себе, Клео.
– You first…[35]
Когда он не в отъезде, то живет в Нью– Йорке, между Мэдисон– авеню и Пятой авеню. С малых лет влюблен в современное искусство, с тех пор как дедушка подарил ему игру – огромные кубы, которые, если поставить их в правильном порядке, образовывали слово «LOVE».[36] Кубы поставили возле их загородного дома в Мартас– Виньярд. И запретили на них залезать. Он лишился игрушки, зато открыл для себя Индиану. А также приобрел страсть, которая более его не покидала. Второй страстью стала музыка.
– Вот так. Когда я не пою, я охочусь за произведениями искусства, которые намерен присоединить к своей коллекции. Похоже на одержимость Дон Жуана с его женщинами.
Интересно, он что, специально об этом заговорил? Протягивает мне руку помощи? Улыбка. Тысяча мелких морщинок в уголках глаз. Две ямочки.
– К несчастью, Клео, я так мало бываю дома, что даже не могу их повесить. – Смеется. – Мне недавно удалось– таки повесить картину Флейвина, которая находится у меня уже полгода. О'кей, я сэкономил на лампах! Одному Богу известно, сколько придется ждать бедному Бехлеру до того, как я найду для него место. Если только не оставлю его здесь, в студии… – Наклоняет бутылку. – Еще вина?
Я не успеваю отказаться – он уже наполнил мой бокал. Развеселившийся, будто ему только что удалась шутка, Ральф берет меня за руку. У него удивительно миниатюрные ладони, слишком маленькие для такого широкоплечего мужчины, но мягкие и теплые… Настоящие руки Дон Жуана.
– А вы? What about you?[37]
Вздрагиваю от неожиданности. Убираю руку, подношу к глазам и поглаживаю ресницы. Потом естественным жестом снова помещаю ее под его ладонь.
– Папа был фотографом. Мама не работала, так как он постоянно был в разъездах, и она его сопровождала.
Я неисправима. Меня просят рассказать о себе, а я говорю о папе. Удастся ли мне когда– нибудь от этого избавиться?
– Галерея… Муж считает, что она нужна мне для развлечения, но… Это – мой единственный способ существования. И возможность избавиться от моей фамилии.