— Ты моя, — сказал он, как будто вдохновенный, почти вслух, кончив свою молитву, — жить с тобою или умереть без тебя. Господи! помоги мне. — С сим словом он вышел из церкви как человек, принявший твердое намерение, избравший решительные средства и желающий стремиться к цели, не тратя ни одной минуты в бездействии. Прямо отправился он к дому Чужого. К счастию, дворник в это время отгребал лопатою снег с тротуаров; но, к несчастию, этот олух как две капли был похож на некогда знаменитого, теперь забываемого Фаддея в «Сбитенщике» Княжнина[10] — и Гостинцев, искусно вступив с ним в разговор, мог узнать только то, что у купца Чужого есть одна дочь, что он торгует в суконной линии, что она вместе с матерью теперь у обедни. От него прямо в город. Там собрались уже все сверстники и ожидали его с нетерпением, чтоб узнать от него, по обещанию, в чем состоит континентальная система, которою Бонапарт хотел подшибить Англию[11].
— Что, брат, Иван Дорофеич, с тобою сделалось? Спеваться и к обедне не приходил к нам, а мы без тебя как овцы без пастыря; да и теперь опоздал: двенадцать часов, пора обедать, мы все перезябли.
— Виноват, братцы, — отвечал Гостинцев, — захлопотался за хозяйскими делами. Так и быть — верно до завтра отложить нам толки об англичанах, а теперь покамест покалякаем об чем-нибудь о своем. Что, нет ли у вас чего нового?
— Чему быть?.. В суконной линии только нынче ночью хотели было добрые люди палатку разбить. Вот нам молодец рассказывал теперь.
— Уж не у Чужого ли? — подхватил сметливый Гостинцев.
— Нет-с, — отвечал молодец из суконной линии, — к Чужому не сунутся, у него палатка за семью замками да за семью запорами.
— Разве осторожен он больно?
— Не без того-то-с.
Общий разговор обратился на этот предмет, а Иван Дорофеич между тем искусно ухаживал за суконщиком и выспрашивал его. Слово за слово, он выведал таким образом у нового знакомого, что у Чужого капиталу в обороте пятьсот тысяч рублей, сверх того, есть много вотчин[12] по разным рядам; что он никому не должен, очень скуп, нравом крут и высокомерен, охотник до лошадей; что жена у него женщина простая, ходит в платках, а не в немецком платье; что у них есть всего-на-все одна дочь, красавица (это уже не новость для Ивана); что эту дочь они любят без памяти и оставляют ей по смерти все свое имение. «Не надо мне вашего имения, — думал про себя Иван, — мне девушка полюбилась, а имение — дело нажитое».
С сими известиями, как новыми данными для соображений, воротился он домой, распрощавшись с товарищами, перехватил кое-что за обедом и тотчас после убрался в свою каморку, сел за маленьким столиком, оперся на локоть и стал додумывать свою важную думу. Долго ли, коротко ли он думал, до этого нам дела нет. Мы скажем только, что он не определил своего плана окончательно, а решился, не спеша и не мешкая, ожидать всего от случая, пользоваться им и искать его. Свататься же прямо за богатую вотчинницу не смел и думать бедный приказчик. Между тем — «стояньем города не возьмешь!» — воскликнул он, вставши, надел свою бобровую шапку и отправился на Никитскую шататься около дома Чужого и искать вожделенных обстоятельств.
В три часа отворяются ворота, выезжают лаковые сани, запряженные парою добрых вороных лошадей, которые лоснились, как атлас, в хомутах с серебряным прибором. Кучер с черною окладистою бородою, в синем кафтане и лосиных рукавицах, сидел величаво, одною ногою наруже и приготовлялся кричать на прохожих. Пристяжною, которая сгибалася кольцом и рыла землю мордой, правил сам хозяин, стоявший назади в енотовой шубе, подпоясанный шелковым богатым кушаком. В санях сидела мать с дочерью, разряженною, как куколка.
Не успел еще наш Иван вздохнуть и проводить их глазами вниз по Никитской, не успел сказать себе: «Ладно, хозяев теперь дома нет, познакомимся в доме», — как вдруг выскочили из ворот две девушки в коротеньких шубках, в цветных платочках и расположились на лавочке подле калитки глядеть на прохожих. Вслед за ними показалась старушка в треухе и с муфтою. — Мимо на ту пору проходил разносчик с коврижками, миндалями, конфектами. Мой удалой тотчас подвернулся к нему, остановился и начал торговать грецкие орехи.
— Не худо бы доброму молодцу, — сказала одна девушка повострее, — попотчевать и нас для праздника.
10
Фаддея в «Сбитенщике» Княжнина — Фаддей — глупый слуга из комической оперы Я. Б. Княжнина «Сбитенщик» (1783).
11
…континентальная система, которой Бонапарт хотел подшибить Англию. — В 1806–1814 гг. Франция и ее союзники подчинялись декрету Наполеона, запрещавшему вести торговые, почтовые и др. сношения с Англией, чтобы подорвать ее экономическую мощь и заставить прекратить военные действия против Франции. Эта политика называлась континентальной блокадой.
12
Вотчина — здесь: технический термин у торговцев, обозначающий лавку (примечание Погодина в журнальной публикации).