– Но что я могу?
– Я просмотрела все фото, все видео. Никогда не видела сына таким счастливым. Определённо, ваше слово имеет для него вес.
«Имеет. Как он меня, – ущипнула себя Вини. – Избалованный ребёнок наказал отца и мать безвестностью. Страшно подумать, чем отплатит мне, если я не отплачу ему… В конце концов, моя жизнь и моя смерть в его руках».
Диафрагму будто скрутило. Спину закололи искорки, как от онемения. Невестка отвернулась, глядя в никуда, и этим только выдала свои слабости. Адали играла дуру. Именно что играла.
– Богат не мог не вспоминать, – мягко стелила она. – Вы же наверняка заметили, как ему больно говорить или молчать об этом.
Вини не шелохнулась.
– Очерствел. За столько-то лет. Ему плохо, мне плохо, и я не хочу, чтобы это длилось вечно. Сыта по горло.
– Как вы собираетесь это провернуть? – Вини выпалила, как топором бросила.
– Идти на контакт он не хочет… Надо свести нас. Чтобы не знал. И как-то удержать.
– Предлагаете связать?
Адали пусто хлопнула глазами. Шутка не удалась. Юмористка попыталась ретироваться:
– А как тогда?
– Если заявлюсь в номер даже с вашим приглашением – натравит охрану. И сцена в каком-нибудь ресторане нам не нужна. И самое главное, чтобы вы были рядом. От вас же не сбежит.
Призадумавшись лишь на секунду, Вини предложила:
– Bois de Vincennes22?
– Да! – загоревшаяся идеей красавица чуть в ладоши не хлопнула. – Винивиан, сколько вы в Париже? Вы отлично знаете город!
– Благодарю. Я договорюсь с ним и сообщу вам позже. Хорошо? – Вини заёрзала на стуле. – Спасибо за доверие. Всего доброго.
Встала из-за стола, но что-то не дало ей развернуться и уйти. В бутоне хрупких рук была зажата её железная. Чувствовалось только натяжение, без тепла кожи через плотную ткань, и невестка помедлила. Непонимающе заглянула в мокрые глаза свекрови, а когда та назвала её сокращённым именем, переступив психологический барьер, невидимый купол пошёл трещинами.
– Умоляю, не сбегайте! Я однажды умру, так и не обняв его. Пойми же!
Выдержав мгновение-второе, Вини ответила бесцветно:
– Я понимаю.
На ходу срывая куртку с настенного крючка, Вини покинула ресторан. Ворвавшийся ветер лизнул банкноты в кожаном кармашке на столе.
Чёрные сломанные паучьи лапки спящих древ растянули над головой ватное одеяло цвета пепла, набитое колотым льдом и дымом. Снежные валики покоились на ветвях, рыхлели, чтобы вскоре окрепнуть с последним морозом. Горластые вороны кликали торопыгу-весну. Взмывали над иссохшими вязами, кружили шумным роем. Заплутавший март устал искать себе временный приют – развалился прямо на голубых сугробах. Минус три по Цельсию. Капелька пота мухой щекотала спину, но Вини не поддавалась и чёрных кожаных перчаток не снимала. Надела специально для этой встречи. Как шпионка. Детское мышление, однако, уверенности прибавляет.
Щёки, целованные розовым, рябили аки оперение брюшка снегиря. Хлынувшая к лицу кровь выдала её волнение. Адали, теребя хвоинки пушистой еловой лапы, обронила:
– Долго он.
– Придёт, – так же неэмоционально ответила Вини, не глядя в её сторону.
Всё равно смотреть не на что. Густые светлые волосы стянула тугая резинка на затылке, а алое пальто сменилось лыжным комбинезоном. «Собачка» развела молнию до середины груди. Замыслила своим якобы неприглядным внешним видом внушить сыну жалость? Но даже в потасканном спортивном костюме и с зализанной причёской вызывала у Вини только глубоко закопанную, абсолютно бессмысленную, примитивную, постыдную женскую зависть.
Ничего не изменилось. Мир, жвачка, а от былой дружбы на деле – одна оболочка. Богат ударился в работу, и жене необязательно знать, что стартовым капиталом стал её подарок – платиновые запонки. Пропасть росла – Вини решилась на отчаянный шаг. В пустоту. Даже если под ногой не затвердеет воздух – лучше, чем топтаться у края.
Повод для свидания – фотография в живописном месте. Всё для дорогих подписчиков.
«Зря. Он только разозлится», – в последний раз перевесила чаша весов.
– Зря, – озвучила её мысли Адали. Сиплость голоса всё-таки привлекло внимание невестки. Она плакала: – Зря. Ничего не изменится. Ничего не изменится!
Вини инстинктивно потянула руку, но ладонь так и не коснулась плеча горюющей матери. Выглядело неискренне. Именно что выглядело.
– Всё наладится. Он… хороший, – наконец призналась она самой себе, когда за стволами и решетом кустов мелькнул тёмный силуэт.
Порыв провалиться сквозь землю, убежать, зарыться в сугроб побудило осознание себя как второго самого глупого человека на земле после того, кто просунул руку в медвежью клетку. В желудке похолодело, пальцы согнулись в лапы коршуна. Свекровь отдалялась. Зашагала по траектории полукруга. Кривыми следами рисовала дугу на протоптанном снегу. Белокурая бестия зачарованно наблюдала движение за деревьями. Глаза широко распахнутые, рот, обведённый мокрым блеском, приоткрыт. Подобное выражение лица присуще либо любящим, либо полоумным.