Падая навзничь, дезориентированная болью, Вини хватанула нападавшую освободившейся механической рукой. Не произнося ни звука и даже не думая, телодвижениями автоматически активировала программу «Скалолаз». Одна из пакета функций усовершенствованной конечности, подразумевающее закрепление на каком-нибудь неплоском объекте. Работает по принципу оттяжки, чтобы любитель гор без страховки в случае срыва зацепился за камень и повис на руке. Пальцы разожмутся, когда захочешь, но никогда случайно. Хоть сто лет виси.
В фильмах это захватывающе. Дерущиеся в «slow motion23» поражают силой, хитрят и балансируют. Кровь и зубы разлетаются маленькими фейерверками. Соперники порой даже поговорить успевают. Томно вздыхая, стирая липкие потоки с лица, культурно выясняют за жизнь. В эту самую секунду Вини мысленно послала всю киноиндустрию далеко и надолго. Адали, вопреки своей природной женственности, оказалась сильнее человека с титановым скелетом. А то ж! Она-то готовилась. Выучилась стрельбе и контактному бою. А что Вини? Вини перед выходом погладила брюки. Стрелочку отутюжила.
Милая блондинка, с которой они буквально пару-тройку дней назад делили общий стол и откровенничали, оседлав невестку, мутузила её нещадно. Детский страх бренчал тревожным колокольчиком:
«Моя рука. Я размозжу ей голову. Не сдержусь. Не могу. Не могу!»
Вини кое-как защищалась от града ударов. «Скалолаз» по-прежнему удерживал запястье матери Богата, вот только она – лядский амбидекстер! Несчастная захлёбывалась жидкостями из сломанного носа. Выбитый клык и осколки зубов бултыхались в полости рта, впивались в дёсны. Не знающая пощады свекровь прыгала на ней, не оставляя попыток встать. В повороте ногой целилась в лицо, но атака приходилась на предплечье, начинённое титаном.
«Господи, пожалуйста! Помоги мне!» – молилась Вини, однако Он, похоже, оставил её на растерзание адскому церберу.
Адали, ослеплённая яростью и дьявольской одержимостью, забыла о сыне («Он сбежал! Он сбежал!») и теперь отрывалась на его подружке. Обе охали, попискивали. И вдруг Вини столь душераздирающе заорала, что, кажется, это вопил её внутренний демон.
Рёв разбудил Богата. Позвал выглянуть из укрытия. Его спасительница выгибалась как одержимая, не переставая возвещать мир о своей боли. Вывернутую под неестественным углом кисть её дёргала Адали. Ахиллесова пята человека с металлическими костями – суставы. Она хочет оторвать ей руку. Она не оторвёт. Она сошла с ума. Сын тоже на пути к этому.
Богата пригвоздил к земле ступор. Неконтролируемый первородный ужас. В звуках пытки потонул истеричный шёпот:
– Police? Meurtre… Bois de Vincennes… Dépêchez-vous24, умоляю!
Даже когда на той стороне сбросили, звонящий не смог оторвать телефон от щеки. Прижался, как к щиту. Неужели правда? Неужели у него хоть немного прояснилось в башке, и он, наконец, догадался вызвать помощь?
Отдел, куда поступил сигнал, находился в трёх километрах от места происшествия (если по прямой). Бобику придётся колесить по этим лесным тропкам минут пять. Мсье даже не будут особо спешить во избежание возникновения опасной дорожной ситуации, и вот почему. Полминуты спустя, которая Богату показалась вечностью, из верхушек деревьев выскочило нечто крестообразное, с обхватом метра в два, угольно-чёрное на фоне серого неба, жужжащее не громче шмеля. Летающая махина плюнула верёвкой. Пойманную за шею, как строптивую лошадь, Адали поволокло и кинуло в сугроб. Всё это произошло так быстро, что воображение подкинуло версию инопланетной атаки. Это был полицейский дрон.
Заарканенная бросалась и рычала, точно собака на цепи, тщетно пытаясь разорвать оковы. Парящий крест, вопреки иллюзии лёгкости, держал крепко. Опасность локализовалась. Богат не спешил покидать своего укрытия.
– Па’ень! Па’ень! Успокойся.
Присев от неожиданности, он вскинул голову к дрону, из которого лилась русская речь. Диспетчер, управляющий игрушкой из своего кабинета далеко отсюда и глядящий через око камеры в сердцевине перекрестья, по акценту и вырвавшейся мольбе узнал иностранца и снизошёл до использования его родного языка.
– Всё под конт’олем. Наши в пути.
Над парком чёрными воронами кружили рыдания и проклятия Адали. Приросший к дереву Богат выслушивал. Жена его так и лежала в позе эмбриона на окроплённом кровью снегу, и просачивающиеся через сбитое дыхание стоны боли растворялись в арии ненависти матери к своему сыну.
В тридцатом веке уголовные дела разрешаются стократ быстрее и приятнее, чем в каком-нибудь дремучем двадцатом. Всякое крупное отделение полиции располагает комнаткой с блестящей бандурой, напоминающей созданный нездоровым на голову художником торговый прилавок, с двумя стульями друг напротив друга. Пусть не ослепляет блеск чудо-агрегата под люминесцентными лампами. Разве что сияние его величия. Ибо это по-прежнему высоко ценимое изобретение человечества – ЧИ, если на русском. Читатель Истины. Детектор лжи – детская игрушка по сравнению с ним. Никаких тебе огрехов из-за скакнувшего от стресса пульса. Один допрос – и вуаля! Протокол – в суде, преступник – в тюрьме. Но подобный расклад получается лишь в том случае, если виновный затаился среди подозреваемых. А ежели на скамье одни слепые, глухие свидетели с паталогической амнезией… что ж, придётся пораскинуть мозгами, растормошить зачатки дедуктивного мышления. После чашечки кофе.