Виски ныли. Подкрадывался очередной приступ головной боли от перенапряжения. Надо напоминать себе не сжимать челюсти так сильно, а то зубы раскрошатся. «Успокойся», – велел себе Райан, однако стресс всегда поддавался контролю с трудом.
Как бы он ни старался понять, ничего не выходило: учебник по матанализу и практические упражнения могли бы с таким же успехом быть написаны иероглифами. Райан всегда получал хорошие оценки по математике – геометрии, алгебре, тригонометрии, – а кое-где в семестре проскальзывали и отличные. А теперь он отчаянно пытался понять хоть что-то.
Райан читал, что у мозга существует предел обучения. В один прекрасный момент он просто отказывается усваивать информацию, что бы ты ни делал. От матанализа у Райана болела голова. И чем больше он старался разобраться в предмете, тем сильнее становились боли. Может, у него аллергия на матанализ? Или он просто оправдывает потерю интереса к математике? Он не хочет ее учить, поэтому она сделалась такой тяжелой. Можно переключиться на что-нибудь поинтереснее. У людей бывают психосоматические болезни, воображаемые болезни, которые кажутся им настоящими. Возможно, он сам себе вредит?
Отца вечно не было дома, а матери Райан не знал. Сумико, наверное, поступит в колледж и уедет. Он останется один. Один и с пустой головой. Ничтожество. Ничто больше не имело значения. Может быть, жизнь на самом деле ничего не значит. Все, кто думает иначе, обманывают себя.
Райан вздрогнул, когда в кармане завибрировал телефон. Обычно он включал звук, как только выходил из школы, но сегодня забыл из-за волнительных событий. Один взгляд на имя и лицо на дисплее заставил его улыбнуться:
– Привет, Сумико. Что такое?
– Хочешь заскочить?
– Домашки нет?
– Я ее доделала в читальном зале.
– Везунчик. – Райан свирепо посмотрел на стопку собственного домашнего задания.
Он попытался вспомнить, где отец держит спички. Он бы сжег всю эту груду. А почему бы не спустить пар? Можно подумать, отцу есть до этого дело. Если он вообще заметит.
– Много дел?
– Ничего, что не могло бы подождать. Я зайду в десять.
– Отлично. Увидимся, здоровяк.
– Не буду называть тебя «маленькая леди».
Сумико хотела, чтобы это было только между ними.
– А то звучит, как плохая пародия на Джона Уэйна[17].
– Джона как-как?
– Ты безнадежна, – рассмеялся Райан.
Глава 13
Когда Бобби объяснил, что он из ФБР, Барбара Найс-Миллер пригласила его в гостиную. Она даже предложила чашку чаю, которую Бобби отверг как знак невысказанного интереса к разговору. Барбара села напротив, усадив на колени своего йоркширского терьера-малютку Себастьяна, будто Бобби могло понадобиться опросить и собаку. Крохотный пес облаивал Бобби с момента его появления и до тех пор, пока хозяйка не подняла его на руки. Тогда собачка успокоилась и только настороженно поглядывала.
«Наверное, собака знает, что мое удостоверение фальшивое».
– Так что вы хотите знать о том ужасном дне, агент Уиллис?
– Вы не заметили ничего необычного?
– Я беседовала с малюткой Себастьяном во время нашей утренней прогулки. – Барбара с любовью посмотрела на собачку и почесала ее за ушами. – Поначалу я подумала, что что-то взорвалось. А потом увидела, как все эти машины выходят из-под контроля и врезаются одна в другую. Я подхватила малютку Себастьяна и спряталась за банковским щитом, ну, который время и температуру показывает. Себастьян трясся как осиновый лист. Пока все взрывалось, я зажмурилась и хотела закричать. Наверное, я и кричала. Правда, сама себя не слышала.
Бобби показал ей снимок мужчины в котелке:
– Видели этого человека?
– О да, сумасшедший тип!
– Сумасшедший?
– Поначалу я обратила на него внимание, потому что он был так строго одет. Все это время он простоял там. Разумеется, у него ведь не было маленького песика, которого надо защищать, правда, мистер Себастьян? – Ее голос подскочил на пару октав.
Бобби откашлялся, надеясь, что она обратит внимание на еще одно живое существо в комнате.
– Сумасшедший – в смысле бесстрашный?
– Или парализованный ужасом, – проговорила Барбара. – Будем снисходительнее. Может, он просто был слишком болен, чтобы искать укрытие.
– Почему вы решили, что он был болен?
– Перед тем как начались аварии, он массировал виски, – объяснила она. – Как будто у него очень голова болела. У моей тети Вильгельмины бывают такие мигрени, что ее рвет. Может, бедняга слишком плохо себя чувствовал, чтобы убежать.