Абдулла был хорошим хозяином. Он редко пил — а если это случалось, он всегда при первой возможности просил у Аллаха прощения, — не слишком часто бил Мтепву, и у них всегда было вдоволь пищи, даже когда товар брёл голодным. Хозяин зашел настолько далеко, что научил Мтепву читать, несмотря на то, что при себе у него был один лишь Коран, по которому они и занимались.
Мтепва провел долгие часы, шлифуя при помощи Корана свое искусство чтения, и где-то в пути он сделал невероятно интересное открытие: Коран запрещал одному приверженцу Истинной Веры держать в рабстве другого.
Вот тогда Мтепва и решил принять ислам. Он начал непрерывно расспрашивать Шарифа Абдуллу о тонкостях религии и старался, чтобы старик постоянно видел, как он сидит около огня, час за часом читая Коран.
Такое превращение привело Шарифа Абдуллу в восторг, и он частенько приглашал Мтепву в свою палатку, где посвящал его в тонкости Корана вплоть до глубокой ночи. Мтепва был прилежным учеником, и Шариф Абдулла восхищался его рвением.
Ночь за ночью, пока львы бродили вокруг лагеря в Серенгети, учитель и ученик вместе изучали Коран. И наконец пришел день, когда Шариф Абдулла не мог более отрицать, что Мтепва стал истинным верующим мусульманином. Это произошло, когда они разбили лагерь в ущелье Олдувай, и в тот же день Шариф Абдулла велел кузнецу снять ошейник с шеи Мтепвы, а Мтепва сам, звено за звеном, побросал потом цепи на дно ущелья.
Теперь Мтепва стал свободным человеком, но он разбирался лишь в двух вещах: Коране и работорговле. Поэтому совершенно естественно, что, оглядевшись в поисках средств к существованию, он решил пойти по стопам Шарифа Абдуллы. Он стал младшим партнером старика и после двух походов вглубь континента решил, что готов работать в одиночку.
Но для этого ему требовались обученные люди — воины, кузнецы, охотники, повара, а поскольку набрать их поодиночке было трудновато, он, обладая верой не столь крепкой, как у своего учителя, просто проскользнул ночью в палатку Шарифа Абдуллы и перерезал ему глотку.
На следующий день Мтепва продвигался вглубь во главе собственного каравана.
Он знал очень многое о работорговле и как торговец, и как жертва и извлекал пользу из своих познаний. Он понимал, что здоровый раб стоит дороже, и потому заботился о своих пленниках и кормил их намного лучше Шарифа Абдуллы и большинства других работорговцев. С другой стороны, он видел от кого из пленников следует ожидать неприятностей и знал, что лучше убить смутьяна перед всеми, дабы другим было неповадно, чем допустить, чтобы среди рабов зародилась даже сама мысль о неповиновении.
Поскольку человек он был обстоятельный, то вскоре разбогател и занялся торговлей еще и слоновой костью. Шесть лет спустя он уже возглавлял все крупнейшие операции по работорговле и браконьерству в Восточной Африке.
Время от времени он сталкивался с европейскими исследователями. Говорят, что он даже прожил неделю у доктора Дэвида Ливингстона, и, покинув миссионера, оставшегося в полном неведении относительно истинной профессии своего гостя, едва не захотел выйти из дела.
Гражданская Война в Америке практически уничтожила основной рынок; он на год отошел от дел и отправился в Азию и на Аравийский полуостров, чтобы открыть там новые рынки сбыта. По возвращении он обнаружил, что сын Абдуллы, Шариф ибн Джад Махир, захватил всех его людей и повел их вглубь страны, решив продолжить дело отца. Мтепва, ставший к этому времени достаточно состоятельным человеком, нанял около 500 аскари[2], объединив их под командованием известного охотника за слоновой костью Альфреда Генри Пима, а сам, затаившись, стал ожидать результатов.
Три месяца спустя Пим привел на побережье озера Танганьика 438 человек. 276 из них были рабами, захваченными Ша-рифом ибн Джад Махиром; остальные представляли остатки отряда Мтепвы, которые в свое время перешли на службу к Шарифу ибн Джад Махиру. Всех 438 человек Мтепва продал в рабство и создал новую организацию, набрав людей из числа сражавшихся за него под руководством Пима.
Колониальные власти закрывали глаза на его деятельность, но англичане, решившие положить конец работорговле, издали указ об аресте Мтепвы. Наконец, ему надоело постоянно скрываться, и он перевел дела в Мозамбик, где португальцы были счастливы предоставить ему убежище на сколь угодно долгий срок, при условии, что он не забудет о том, что колониальные власти нуждаются в постоянной подмазке.
Он никогда не был там доволен — он не знал ни португальского, ни местных языков — и через девять лет вернулся в Танганьику, теперь уже самым богатым черным человеком на континенте.
Как-то в последней партии пленных он обнаружил маленького мальчика-ачоли по имени Гаради, не старше десяти лет, и решил не отправлять его кораблем через океан, а взять в услужение.
Мтепва никогда не был женат. Большинство из его окружения считало, что у него просто не хватало времени, но когда всем стало известно, что он каждую ночь требует Гаради к себе в палатку, общее мнение вскоре изменилось. Казалось, что Мтепва очарован мальчиком, хотя — бесспорно помня собственный опыт — он так и не научил Гаради читать и пообещал мучительную и тяжкую смерть каждому, кто заговорит с мальчиком об исламе.
Прошло почти три года, и как-то ночью Мтепва послал за Гаради. Мальчика нигде не нашли. Мтепва разбудил всех воинов и потребовал, чтобы они начали поиски, потому что в окрестностях лагеря был замечен леопард, и работорговец боялся самого худшего.
Час спустя они обнаружили Гаради, но не в когтях леопарда, а в объятьях молодой рабыни из племени заники. Мтепва был вне себя от ярости, и оторвал бедной девушке руки и ноги.
Гаради не вымолвил ни слова протеста и не попытался защитить девушку — в этом, правда, не было никакого смысла, — но на следующее утро он ушел, и хотя Мтепва и его воины искали его почти месяц, они не нашли никаких следов.
К концу месяца Мтепва просто обезумел от ярости и печали. Решив, что больше не стоит жить, он отправился к львиному прайду, пожиравшему тушу антилопы-топи, и, шагнув в самую гущу пирушки, стал осыпать зверей проклятьями и набрасываться на них с кулаками. Трудно поверить, но львы, ворча и порыкивая, попятились прочь и растворились в густых зарослях.
На следующий день он подобрал большую палку и начал избивать слоненка. Казалось, за этим должна была последовать смертельная атака матери — но слониха, которая стояла рядом всего лишь в нескольких футах, в ужасе затрубила и побежала прочь, а за ней изо всех сил помчался ее детеныш.
Именно тогда Мтепва решил, что он не может умереть, что каким-то образом расчленение несчастной девушки из племени заники сделало его бессмертным. Поскольку оба случая произошли на глазах его суеверных последователей, они горячо поверили в это.
Теперь, став бессмертным, он решил, что пришло время прекратить попытки примириться с европейцами, захватившими его землю и издавшими указ о его аресте. Мтепва отослал посыльного к границе Кении и вызвал англичан на битву. Когда наступил назначенный день и британцы не объявились, чтобы сразиться с ним, он уверенно провозгласил войску, что слух о его бессмертии дошел до европейцев и отныне ни один белый не посмеет оказать ему сопротивление. Тот факт, что он все еще находится на немецкой территории и англичане не имеют права вступить туда, каким-то образом ускользнул от Мтепвы.
В поисках рабов он, уже не таясь, предпринимал рейды вглубь континента и набрел на огромную добычу в Конго. Там он брал в плен целые деревни, попутно прибирая к рукам и слоновую кость, и наконец, с почти 600 пленниками и тремя сотнями слоновьих бивней, повернул на восток и начал многомесячный переход к побережью.
На этот раз англичане ожидали его на границе с Угандой, и их армия была столь многочисленна, что Мтепва повернул на юг, не потому что боялся за свою жизнь, а потому что не мог позволить себе потерять рабов и слоновую кость, и знал, что воины не обладают его неуязвимостью.