В наше время такие взгляды еще более широко распространены благодаря теории знания Канта и многочисленных преемников его. В «Критике чистого разума» Кант задается целью установить условия возможности научного опыта. К числу таких условий, как он старается доказать, принадлежит закон причинности, который он формулирует так: «все, что случается (начинает существовать), предполагает нечто, зачем оно следует по правилу».[11] Из этой формулировки и рассуждений Канта видно, что под законом причинности он разумеет не только необходимое возникновение действия В за причиной А, но еще и единообразную, правильную повторяемость этой пары причинно связанных явлений. Иными словами, у него нет понятия индивидуальной причинности: всякое положение, устанавливающее связь причины и действия, есть, по его мнению, закон, правило возможного многократного повторения связи А и В. Если бы такого единообразия природы не было, если бы она не обладала строением, выразимым в общих законах, тогда, думает Кант, не была бы возможна наука о природе.
Закон причинности есть, по учению Канта и его преемников, закон познаваемых явлений и вместе с тем закон самого мыслящего о явлениях рассудка, так как система познаваемых явлений есть построение рассудка. Поэтому Т. Липпс, напр., говорит: «идея беспричинного хотения совершенно лишена смысла. Она представляет собой утверждение, чуждое мышлению».[12]
Аристотель, признавая свободу, считал в виду этого будущее неопределенным и утверждал поэтому, что два противоречащие друг другу суждения о будущем, напр. «завтра я выйду из дому» и «завтра я не выйду из дому» оба до известной степени одинаково истинны. В этом с ним согласны также Эпикур и Лукреций.
Аристотель, конечно, был не прав: из двух противоречащих друг другу высказываний о будущем несомненно уже теперь одно соответствует, а другое не соответствует будущему факту и потому одно содержит в себе истину, а другое не содержит ее. Я могу не знать, которое из высказываний выражает истину, однако эта неопределенность есть лишь мой собственный недостаток, а вовсе не свойство смысла самих высказываний. Философ мегарской школы Диодор Крон (ум. в 307 г. до Р. Хр.), указывая в противоположность Аристотелю на то, что всякое высказывание о будущем есть или истина или заблуждение, приходил отсюда к выводу, что все совершается необходимо; не только «Сципион умрет» — но и «ночью в постели, вследствие насилия». Точно так-же рассуждает и стоик Хризипп.[13]
Научные предсказания были бы невозможны, говорят многие философы, если бы существовала свобода воли. Шопенгауер говорит, что свободно возникающие явления могли бы быть предусмотрены заранее только путем ясновидения, но не путем научного вывода. Однако в действительности, по крайней мере в царстве явлений (событий во времени), свободы нет, все возникает необходимо по законам и потому научные предсказания возможны. Даже душевная жизнь человека принципиально не отличается в этом отношении от других явлений. Кант и Шопенгауер говорят, что, изучив до последних деталей эмпирический характер человека, можно было бы предсказать его поступки так-же точно, как астроном предсказывает солнечное затмение.[14]
Некоторые философы и религиозные мыслители полагают, что если бы существовала свобода воли, сам Бог не мог бы предвидеть будущего. Поэтому, во имя Божественного всеведения, они отрицают свободу воли. Так, Лютер в своем трактате «De servo arbitrio» (О рабстве воли) говорит: «Бог все предвидит не случайно, а потому, что все провидит, предполагает и осуществляет своей неизменной, вечной и непогрешимой волей».[15] Рядом с этой Божественной волей нет места для свободы тварей.
Наконец, в заключение упомянем один косвенный эмпирический довод в пользу детерминизма, ссылку на, так называемую, моральную статистику. Сторонники детерминизма говорят, обыкновенно, что если бы существовала свобода воли, был бы необъясним факт устойчивости статистических цифр. Статистика, напр., преступлений, совершаемых в какой либо стране в течение ряда лет, при однородных условиях, дает весьма близкие цифры; при этом почти неизменными оказываются также виды преступлений, распределение их по месяцам и т. п. Если же цифры оказываются изменившимися, то можно найти условие, вызвавшее эту перемену. Так, количество браков растет или падает в связи с уменьшением или увеличением цен на хлеб, в связи с уменьшением или возрастанием цифры налогов и т. п. Таким образом, изменения статистических цифр еще яснее говорят в пользу детерминизма, чем устойчивость их.
11
Кант, Кр. чист. раз., перев. Н. Лосского, стр. 144; во 2 изд. Кант иначе формулировал этот закон, но смысл остался тот же самый, как видно из дальнейшего текста его книги.
15
M. Lutherus, De servo arbitrio, 1525. Веймарское изд., собр. соч. Лютера, т. XVIII, стр. 235.