Наконец свадебный караван прибыл на место. Возницы помогли женщинам сойти с арб и принялись переносить приданое невесты.
Посредине двора жениха горел большой костер. Как только во двор вошла невеста в сопровождении толпы женщин, вокруг костра начались игры, песни, пляски. Лучшие ташкентские песенницы завели веселую, живую свадебную: «Яблокам, гранатам твоим слава! Саду-огороду твоему слава!» Звонко загремели разогретые у огня бубны. Песенницы пошли в танце вокруг костра.
Нури стояла под распростертым над ней фаляком, окруженная толпой молодых женщин своего квартала. Она с увлечением слушала песни, украдкой из-под чиммата[65] наблюдала за танцующими. Если бы не ребята из квартала жениха, очень уж добросовестно исполнявшие обычай испытывать характер невесты, она, пожалуй, позабыла бы даже о предстоящей встрече со своим нареченным, которую ожидала с большим нетерпением. Мальчишки — ростом с вершок, а щипались очень больно. Проберется такой озорник между женщинами, ущипнет невесту — и бежать. Нури стискивает зубы, чтобы не вскрикнуть громко, и только порой у нее вырывается невольное приглушенное «ох». На ее счастье, ребята ошибались или озоровали и вместо невесты щипали всех, кто попадался под руку.
Игры у костра закончились около полуночи. После этого невесту со двора провели в просторную комнату, передний угол которой был отделен белым пологом. Здесь женщины разделились на два стана: сторона невесты встала у порога, сторона жениха — перед пологом. Оба стана готовились к борьбе. Согласно обычаю, с обеих сторон вперед вышли «богатыри»: со стороны невесты, перевязавшись поясом, выступила приземистая, круглая, как ступа, женщина, незнакомая Нури, со стороны жениха — сваха, высокая, мужского склада, здоровенная старуха с пучком жиденьких серых волос на подбородке. «Богатыри» закатили рукава, схватились за руки. Им на помощь бросились остальные: тянули каждый в свою сторону, цепляясь вожакам за пояса, за полы. Комната наполнилась шумом, выкриками, смехом. Если у кого-нибудь срывались руки, все остальные теряли равновесие и валились друг на дружку.
После того как обе стороны, потрудившись от души, достаточно показали свою стойкость, сторона невесты, уважая мужское достоинство жениха, начала понемногу уступать. Сторона жениха перетянула «противника» на несколько шагов. Тут по знаку свахи над головами женщин раскинули другой, огромный, почти во всю комнату, фаляк. Из-за полога, прикрываясь тяжелым парчовым халатом, вышел жених. Сваха тотчас провела его под фаляк к невесте. Жених схватил Нури за правую руку, крепко обнял за стан. Поднатужившись, оторвал ее от земли и затем, спотыкаясь на каждом шагу (видно, ноша была не по нему), скрылся за пологом. Здесь он осторожно опустил невесту на постель, покрытую плюшевым одеялом, а сам присел рядом, скрестив по-мужски ноги.
Нури казалась смущенной: она отвернулась, опустила голову, прикрыла лицо кисейным платком. Жених — потому ли, что он стеснялся, или, может быть, ожидал от кого-нибудь знака, — сидел молча.
— Как жарко!.. — будто про себя, тихонько проговорила Нури.
Жених обнял ее одной рукой, второй откинул платок, ласково прошептал:
— Вы довольны, джаным?
Щуря глаз и кокетливо улыбаясь, Нури обернулась. С минуту она смотрела в осклабившееся, щуплое, с жидкими рыжеватыми усиками личико своего суженого, затем медленно опустила голову и чуть приметно вздохнула…
Женщины, уставшие за время борьбы, несколько угомонились, шум в комнате стих, однако исполнение установленных обычаем правил проходило своим чередом: за «поглаживанием волос» следовало «гляденье в зеркало», затем «радость на родинах» и многие другие, и это служило забавой собравшимся чуть ли не до самого рассвета.
На следующий день, после оживленного, шумного завтрака, снова началось веселье. Во дворе ичкари стали в круг песенницы и танцовщицы. На мужской половине пировали и развлекались друзья и приятели жениха. Молодежь поглядывала через щели, а некоторые, самые нахальные байбачи, даже приоткрывали калитки ичкари и помахивали хрустящими кредитками, зазывая к себе танцовщиц. Старухи шикали на них, ругались, прогоняли.
Незадолго до полудня бородатая сваха вывела молодую невесту «на поклон». Нури в дорогой бенаресской парандже, серебром отливавшей на солнце, остановилась у порога и чуть склонила голову. Лицо ее было прикрыто десятком шелковых платков. Сваха положила на голову Нури правую руку и мужским басом, нараспев провозгласила:
— Ассалям, ассалям! Мухаммаду[66] совершеннейшему салям! Биби-Фатиме салям! Четырем друзьям — сподвижникам пророка салям! Свекру, свекрови салям! Деверям старшим и младшим салям!