Этой осенью, в те же дни, когда на наших домах появилась подпись: «Это сторона наиболее опасна во время артобстрелов», открылось в Ленинграде художественное училище. Задачи училища — готовить мастеров внутренней отделки домов Ленинграда: специалистов по художественной лепке, окраске, по работе с мрамором и драгоценным деревом. Да, да, мы готовим мастеров украшения ленинградских жилищ! В начало декабря юные ушники разгружали подошедшую к зданию машину. Машина привезла скульптуры и гипс — пособия для занятий. Первым снарядом она была раздроблена в щепу, и из двадцати шести учеников, разгружавших её, только трое остались невредимы. Остальные были или убиты, или ранены. Двое из них, Иосиф Короп и Вася Реутов, лежат рядом, в одной палате. Васе только недавно вынули из груди осколок. Они оба тяжело ранены, но оба надеются вернуться в своё училище, чтобы снова учиться художественной отделке зданий и сразу, как это только можно будет, начать украшать свой город.
Мария Ивановна Егорова шестого декабря шла с мужем по улице. Мария Егорова была на последнем месяце беременности. Внезапно начался огневой налёт. Супруги прижались к стене, муж закрыл своим телом жену. Он был убит четвёртым снарядом. Жену ранило в руку. «Скорая помощь» повезла её прямо в родильный дом. Она рожала в то время, когда ей перевязывали рапы, и родила сына. Она назвала его Александром, как звали её погибшего мужа...
Диктор опять сказал: «Внимание, внимание! Артиллерийский обстрел района продолжается». Один час тридцать минут ночи.
Уже принято восхищаться мужеством ленинградцев... Однако мало кто понимает, что это значит. Многие думают, что это равнодушие к ложащимся рядом снарядам... Одна москвичка сказала мне даже: «Да ведь вы же просто привыкли к обстрелам». Это ерунда! Мы — обыкновенные, живые люди. Ни привыкнуть, ни быть равнодушным к смерти, даже если она грозит тебе ежеминутно два с половиной года подряд, нельзя.
Одна моя знакомая, журналистка Калинина, рассказывала мне: «Однажды я попала под сосредоточенный огонь на Аничковом мосту. Не понимаю, как я осталась жива, — почти все, кто был в эту минуту на мосту, погибли. Я еле перебежала мост и нырнула в подъезд... Теперь, даже в часы абсолютной тишины, мне надо делать над собой страшные усилия для того, чтобы перейти Аничков мост». — «Но ведь вы же можете ходить окольным путём», — возразила я. «Да, но по Аничкову мне ближе... Но как я боюсь его...»
Калинина не только по воспоминанию боится моста — она знает, что её здесь может в любую минуту убить. Но она идёт по нему, делая над собой усилие, и имя этому усилию — мужество.
Воля к жизни, к деятельности сильнее, она не убита, она заставляет нас делать усилия над собой и жить и работать в полную силу в нашем городе.
Нет, под снарядами мы не ходим с гордо поднятой головой — это просто глупо. У нас целая система хождения по улицам во время затяжных обстрелов. Так, пятого декабря, в день, когда обстрел длился одиннадцать часов, совсем по-особому шли люди в городской лекторий. Они двигались по «наименее опасной стороне», прижимаясь к стенам, прячась в подъездах, когда вблизи свистели снаряды, перебегая из подворотни в подворотню, а когда надо — ложась на снег. Никто не стыдился этого, никто никого не осуждал, — они шли на лекцию типично фронтовыми перебежками.
...А враг всё ещё кладёт снаряды в наш район. Диктор говорит через равные промежутки времени: «Артиллерийский обстрел района продолжается...»
Я солгала бы, если бы сказала, что мне сейчас страшно. И солгала бы, если б сказала, что мне безразлично. Нет, какая-то тоска, похожая на чувство глубокого одиночества, сжимает сердце и словно тянет его вниз... Это, наверно, тоска человека в нечеловеческих условиях. Это сильнее и страшнее страха. Минутами хочется лечь прямо на пол, лицом в ладони, и застонать от этой глубокой, тянущей сердце тоски, от боли за тех, кто сейчас погибает... Но я не позволю себе сделать этого, — я написала вам об этой ночи, я хочу, чтоб вы знали об этой ночи — двадцатого декабря в Ленинграде, — увы, об одной из сотен...
Мы обязательно будем судить их здесь, в Ленинграде. Мы ведь помним всё, где, в какую минуту, куда упал снаряд. Мы найдём тех, кто их посылал сюда...
Третий час ночи. Лягу спать. И всё-таки первые несколько минут полежу ничком, лицом в подушку. А диктор говорит: «Артиллерийский обстрел района продолжается...»
Ольга БЕРГГОЛЬЦ[58]
20 декабря 1943
Победа!
(1944—1945 гг.)
58