— Надо же, это наш отважный Тейлор.
И понеслось.
«Кому это надо?» — подумал я. Ответил:
— Иди в жопу.
Скажешь такое священнику — и ты уже проклят, но в моем случае куда уж больше? Дьявол и так зацепил меня крюком за задницу. Я немножко разбирался в философии — сказать по правде, я в чем угодно немножко разбирался. Ускользала от меня, как говорят янки, общая картина.
Так вот Серен Кьеркегор говорил, что бытие человека на земле — это находиться меж неразрешимыми конфликтами.
Этот гад как знал про меня.
Малачи уставился на меня, и я рявкнул:
— Что?
— Мне нужна твоя помощь.
Я рассмеялся вслух — не тем смехом, у которого есть хотя бы отдаленная связь с юмором или теплотой, а тем, который слышишь в психбольнице, рожденным из чистейшего отчаяния.
— Что, поймали за разграблением ящика с благотворительностью? — спросил я.
Он оперся на поручни моста, словно ноги подкосились, сказал:
— Я серьезно. Тот бедняга, которого обезглавили?.. — и замолчал.
Я покачал головой:
— Даже не начинай, это не мое дело. Как по мне, мало вас обезглавливают.
Он подобрался, двинулся было прочь:
— Поговорим, когда протрезвеешь.
— А я не пью, — расхохотался я.
А жаль.
Он помолчал, потом:
— Почему ты никогда не обращаешься ко мне как положено?
— Чего?
— Я священник, ты должен звать меня святым отцом.
— Ты мне не отец. Боже упаси, чтобы ты хоть кому-то приходился отцом. Какой крест на шею.
Если б он назвал меня «сын мой», я бы там же на месте скормил его лососю под мостом. Я и не знал, что скоро вся моя жизнь будет связана с динамикой отношений «отец и сын» — или лучше сказать, с их неблагополучностью?
Помните Кэта Стивенса, очень успешного автора песен и исполнителя, который вернулся к исламским корням и сменил имя? Заново выпустили его классическую песню, «Отец и сын». Можно сказать, надо мной издевалась сама судьба, но разве я к ней прислушался? Хрена лысого.
Слева от меня виднелся собор. Какая ирония — раньше там находилась городская тюрьма. Дальше стоял университет, и случайный ветер доносил оттуда выходки студентов. Если смотреть вниз, в воде виднелся лосось, плывущий против течения, прямо как я. Новое процветание нашей страны принесло и обязательное загрязнение, так что рыбу протравило насквозь, прямо как мою душу. У меня обязательно хотя бы немножко повышается настроение при виде красивого лосося, который чуть ли не волнуется против течения. Так и хочется стать поэтом.
Прохожий сострил:
— Не делай этого, завтра будет новый день.
Я подумал, что неплохо бы получить об этом расписку.
Все прям такие шутники, а в Голуэе их больше чем обычно. Я вздохнул. Закурил сигарету от коробка с безопасными списками, бросил спичку с моста и смотрел, как она летит к воде. Видел трех славных лососей, как они легко шевелят жабрами. Загрязнение убивало их все больше и больше.
Подошли, слегка мотыляя, двое. Я узнал их по пабу Джеффа. Обычно я киваю, здороваюсь — не слишком сближаясь. Правила поведения в пабах: видишь человека двадцать лет, но за все время и парой слов не перекинешься.
Теперь правил не было.
Потому что они шли под мухой. По ту сторону «Гиннеса» с «Джеймисоном» вдогон, как раньше пил я сам. Первый — в чумазом аранском свитере, добродушный пьяница: пара пинт — и ему каждый друг. Второй — дело другое. В футболке команды Мэйо, злой и на взводе. Бухло лишь оправдывало гнев, который он испытывал всегда.
— Тейлор! Я уж думал, ты из страны уехал, — сказал Аран. Другой обжег меня взглядом.
— Залег на дно, — ответил я.
Мэйо как будто хотел сплюнуть, набрал полный рот харчи, прополоскал, потом сказал:
— Скорее, зашкерился.
Я знал, к чему все идет, повернулся к нему, спросил:
— Это что значит?
Он сплюнул рядом с моим ботинком, посмотрел на Арана, решил, что в безопасности, сказал:
— Ты убил ребенка и зассал появляться перед людьми.
Я врезал ему в грудину, повыше сердца. Этому приемчику меня научили на улицах Армы, активист «Шинн Фейн»[17]. Бей от ног, вкопавшись ступнями, и легко, чтобы удар летел почти лениво, с максимальной силой. Его рот приоткрылся в виде «О», и он повалился на колени с остекленевшими глазами. Я с трудом удержал ногу от встречи с его головой. Господи, так хотелось добить.
Аран был в шоке, пробормотал:
— Господи, Джек.
17
«Шинн Фейн» («мы сами», ирл.) — название разных ирландских организаций, в прошлом — радикальных и военных, в настоящем название относится к левой политической партии.