Жаль одного: поздно же император сдался и передал ему бразды правления, ох как поздно! Лишь через два месяца после начала войны! И теперь ему предстоит расхлебывать чужие ошибки. О, нет, он не желает сказать ничего дурного ни о честном умнице Барклае, ни о храбреце Багратионе, но Наполеону должны противостоять более хитроумные противники. Не те, что готовы встретиться с ним в бою и умереть с честью, а те, что потихоньку вытянут из него душу и умертвят его самого. Ведь именно это он и собирается сделать.
Кутузов приказал подать себе коня, чтобы объехать войско. Выбираясь из кареты, он решил не водружать себе не голову великолепную генеральскую шляпу с плюмажем, а удовольствовался той фуражкой артиллериста, в которой выезжал из Петербурга. Не возвышаться над солдатом должно ему сейчас, а показать то родство, что есть между ними. Не солдатом ли был он всю свою жизнь? Солдатом (о чем с гордостью говорил своим воспитанникам-кадетам). Только вот дослужиться сему солдату удалось до генерал-фельдмаршала.
К нему подвели невысокого (знали, как ему трудно взбираться в седло), но бодрого, гнедого клеппера[94]. Золотисто-буланый красавец Хан, память о юности и первых победах, пал много лет тому назад, и с тех пор Кутузов так и не нашел ему достойной замены. Какого коня подавали, на того и садился. Но, хоть сии беспрестанно менявшиеся кони всегда бывали хороши, ни один из них не мог сравниться с тем незабвенным скакуном. Хан был привязан к своему наезднику и чувствовал его так, как может чувствовать лишь любящее существо. Ну да полно! Не время предаваться тоскливым воспоминаниям!
Тронув коня, он поехал по направлению к расположившимся на отдых войскам. Завидев его, и солдаты, и офицеры радостно срывались со своих мест, бросались вперед и выстраивались перед фельдмаршалом, словно море, ласково стелющееся к ногам. Точно ветер носились по рядам приветственные восклицания. И впервые после двух месяцев тревожного напряжения, в котором он находился с того момента, как Бонапарте вторгся в Россию, у Кутузова отлегло от сердца: в него верят, и он любим – чего еще желать?
С теплой улыбкой оглядывая восхищенно взирающих на него солдат и офицеров, Кутузов задержал взгляд на одном из них. Тот показался ему знакомым, и фельдмаршал непроизвольно натянул поводья, останавливая коня. Полковник артиллерии, привлекший его внимание, был человеком необычайно приятной наружности. Среднего роста, крепкого телосложения, он невольно обращал на себя взгляд крупно-красивыми чертами лица и бодрым их выражением. Внешность сия показалась Кутузову чрезвычайно знакомой, но память не давала ответа на вопрос, где и когда мог он прежде видеть сего офицера. И, не желая продлевать неловкость, уже привлекавшую к себе внимание, он задал вопрос:
– Как ваша фамилия, господин полковник?
– Благово, ваше высокопревосходительство.
«Ах, вот оно что!»
– Уж не Ивана ли Антоновича сын?
– Так точно, ваше высокопревосходительство.
Офицер выглядел донельзя польщенным. Кутузов же тем временем продолжал расспросы:
– Что ж, батюшка ваш нынче тоже в армии?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство. Он в отставке давно.
– Жаль! – сказал Кутузов, изображая глубокое сожаление. – Будь он в наших рядах, я бы не беспокоился за судьбу раненых. Но – даст Бог – и так одолеем француза, верно?
– Непременно одолеем, ваше высокопревосходительство! – сияя, отвечал полковник Благово.
Кутузов милостиво кивнул ему и продолжил объезжать войска. Приветствия продолжали взлетать в воздух, точно брызги разбившейся о берег волны. И до того благостно было у Михайлы Ларионовича на душе, что казалось ему, будто едет он вдоль кромки моря в Тавриде. Только вот лошадка Василисы со своей задумчивой всадницей не ступает с другой стороны.
Несколько позже в тот же день Кутузов осмотрел поле, предназначенное Барклаем для генерального сражения, и решительно отклонил его выбор. В той части, где находились бы тылы, протекала речка с заболоченными берегами. В случае неудачи через болото не отступишь, а, напротив, найдешь в нем смерть. Что ж, предстоит еще немного приблизиться к Москве в поисках места для предстоящей баталии, но сие уже не должно угнетать армию: тот командир, что пользуется полным ее доверием, с нею.
По счастью, долго отступать не пришлось: подходящее для столкновения двух исполинских армий поле было найдено неподалеку от Можайска. Внимательно осмотрев его, Кутузов распорядился разобрать по бревнам несколько деревень, что могли бы стать препятствием на пути у марширующих колонн, и остался вполне удовлетворен представшей взгляду картиной. Местность равнинная, маневрировать на ней легко, и для конницы места достанет. А возвышенности расположены так удачно, что он уже видит, как на них встанут артиллерийские батареи. К тому же поле ограждено рекою с правого фланга, и обойти его не представляется возможным. Левый фланг прикрыт хуже – редкий лес да кусты. Ну да есть еще время укрепить его.