— Именно княжий суд! — сказал он, подводя итог своим размышлениям. — Отыщи княжича и пришли его ко мне.
Великий князь принял Борислава в своей светёлке рядом с опочивальней. Был он по обыкновению в заячьей душегрейке и в тёплых босовиках.
— Садись, Борислав, не стой. Знаешь, не люблю, когда надо мной стоят, да и не чужие мы с тобой — как-никак твоя мать моей крестницей была... Устал я. Ночью опять не спал. Под лопатки будто кто осиновый кол мне вогнал — небось за грехи мои... Перечитывал разные книги старинные...
Борислав сидел напротив старого князя, слушал его слова и думал, что сегодня Святослав почему-то особенно долго подходит к главному. Вероятно, не уверен либо побаивается чего-то.
А князь продолжал:
— Да, красивые обычаи когда-то на Руси велись, торжественные. Жаль, утрачиваем мы их, утрачиваем и радость от простого веселия, от общения друг с другом, меняем её да любомудрствование за пиршественной чашей... Так о чём я? Да, был когда-то княжий суд...
«Вот к чему подбирался великий князь», — понял Борислав.
— Пошёл он оттого, что все мы, властители Руси, от единого корня происходим. И всё — одна семья... Ты ведь, если родством по княгине Марии считаться, мне двоюродным внуком приходишься?
Борислав кивнул.
— Вот-вот, единая семья... Потому и суд над князем всегда был семейный. За убийство князя князем не в честном бою, не в ратном поле, а подло, из-за угла, злодейским умыслом — княжий суд. Собирается вся семья, и судят равные равного.
Княжич уже догадался, о чём собирается вести речь Святослав, и потому без особых околичностей спросил:
— Дознался Ягуба?
— Дознался, — прямо ответил великий князь, не выказывая удивления догадливости Борислава.
— А доказательства? — Этот вопрос княжич задал скорее по привычке играть словами, идти окольными путями, а не в надежде что-нибудь выгадать.
— Нужны ли они? Ты ведь запираться не станешь, если я тебя прямо спрошу, Бориславе, ты убил?
Борислав не ответил, но чуть приметно улыбнулся.
— Вот-вот, не станешь. Ты убил Романа!
— А он певца убил и жену его Марию и слепого гудца Микиту, известного всей Руси...
— Постой, Борислав, давай-ка разочтём. Во-первых, что он убил — только твои слова. Кто свидетель?
— И что я убил — только мои слова, — быстро возразил княжич и уточнил: — Даже не слова ещё. Я ведь этого не говорил. Да и кто свидетель?
Великий князь не ответил, и Борислав продолжил:
— Почему же ты веришь мне в том, что выгодно тебе, и не веришь в другом?
Великий князь опять не ответил. Он давно постиг простую, но великую мудрость власти, так коротко и чётко сформулированную недавно Ягубой: «Кто оправдывается — тот и виновен».
— Я вступился за беззащитных, а Роман — убийца!
Святослав улыбнулся: всё правильно, Борислав уже начал оправдываться.
— Я ещё не сказал «во-вторых», — проговорил наконец негромко Святослав. — За убийство дружинника вира[59] налагается до ста гривен. За холопку и певца — и того меньше. А вот за убийство князем князя не в честном бою...
— Я убил в честном бою, — перебил Борислав.
— Кто видел?
— А за убийство великого певца? — вдруг перешёл в наступление княжич, вынуждая оправдываться самого князя.
Святослав задумался.
С какой бы целью ни добивался он чтения на пиру, он понимал, что «Слово» — выдающееся творение, может быть даже превосходящее всё, что было написано на Руси до сих пор. Тогда, ночью, он отрёкся от певца, выдал его голову Ростиславичам только потому, что вдруг испугался — отвратительно, до омерзения — нет, не за себя, а за власть и за своё гнездо — детей, внуков. В .словах Рюрика «и пойдут они, безземельные, по Руси» была страшная правда: летописи знали князей-изгоев, и он выдал певца этим волкам, и шутил, и пил с ними братскую чару. Страх постепенно отпускал, а на место Страха приходило чувство ужаса от содеянного ...
Утром он и ждал доклада Ягубы, и одновременно хотел отдалить миг обнажения истины, как ребёнок признание своей вины, словно непризнанная, она и не вина вовсе... Известие о смерти князя Романа и связанные с этим опасения за судьбу на какое-то время отодвинули мысли об утрате по его собственной вине великого песнетворца, который мог бы прославить его двор, но сейчас прямой вопрос княжича всколыхнул все эти мысли.