— Гвачи! — крикнула Найя. — Утром без меня никуда не уходи, я поведу тебя на сбор винограда.
Он не ответил, повернулся и пошел домой. На пути заметил прижавшуюся к плетню собаку.
— Гурушия! — позвал Гвачи.
Та подошла, виновато виляя хвостом. Видимо, она все время бежала за ним.
Лил дождь, но человек и собака не торопились. Им не к кому было торопиться.
У двери дома собака остановилась, вопросительно взглянула на Гвачи: войти или нет? Но он уже успел забыть о ней. Одиночество и пустота встретили его в доме. Портреты родных глядели со стен. Освещенные бледным светом пампы, они придавали комнате особенно печальный вид. Непроглядная темень стояла в окнах. По крыше тяжело барабанили крупные капли.
Гвачи с детства не переносил одиночества. Когда, бывало, мать уходила искать отставшую в потемках козу или корову, он не мог один оставаться в комнате, выходил на балкон и звал собаку. Та подбегала, он ласкал ее и затягивал песню…
Гвачи хотел затворить дверь, но увидел нерешительно стоявшую на пороге собаку.
— Входи, Гурушия, — сказал он.
И собака, виляя хвостом, вошла в комнату.
Гвачи, не раздеваясь, прилег на тахту. Снаружи завывал ветер, на домик обрушивались целые потоки воды. Гвачи лежал с закрытыми глазами и не мог отогнать от себя тяжелых мыслей. О чем бы он ни начинал думать, мысли возвращались к пережитому за последние полтора года. Вспоминались горечь отступления первых месяцев, разрушенные города, дымящиеся развалины, раненые, убитые, ревущие, изувеченные животные, беспризорные, плачущие дети, хмурые лица мужчин и женщин…
И вдруг Гвачи почувствовал страх — страх не за себя, а за свое место в строю, которое, как ему казалось, никто не занял. "Что я тут делаю? Зачем я тут нахожусь?"
Вспомнились слова Найи. Она спросила: "Когда кончится твой отпуск?" И, не дождавшись ответа, воскликнула: "Эх, если бы меня взяли на фронт! Ни одного дня не осталась бы дома!"
Конечно, он не поехал бы после госпиталя домой, но уж очень хотелось повидаться с матерью. И вот он не застал ее…
Гвачи поднялся, открыл окна. Дождь перестал, ветер стих. На чистом небе сияла полная луна. Перед домом, под деревом, белели сбитые ветром яблоки. Упало еще одно, глухо ударившись о мокрую землю.
Утром Найя навестила Гвачи. Собака по-прежнему лежала перед тахтой, сторожила спавшего хозяина. Молча взглянула она на девушку. "Не буди!" — казалось, говорили ее глаза. И Найя не стала будить Гвачи, ушла…
Гвачи проснулся поздно, умылся родниковой водой. Эка уже испекла лепешки, приготовила чахохбили[37]. Позавтракав, Гвачи пошел на виноградник. Тут все было, как прежде, но ничто не радовало его. Попробовал белый "качич", потом сорвал гроздь черного, как ежевика, "кабисона". Подошел к инжировым деревьям. На ветвях краснели растрескавшиеся, словно с открытым ртом, плоды. Но и они не манили.
Гвачи решил сегодня же отправиться обратно на фронт. Прощаясь, обошел дом, двор, ближние уголки. Целый день провел на кладбище. Мать была похоронена на вершине холма, возле входа в маленькую деревянную церковь. И здесь чувствовалась заботливая рука Эки: могила была выложена черными камнями, а у изголовья, вместе с тутовым деревом, был посажен куст темно-зеленых цветов.
В селении — ни души. Все на полях и виноградниках. Да, кроме семьи Беглара, Гвачи и не с кем было прощаться. Дома он застал одну Эку. Она просила его остаться еще денька на два-три, "перевести дух", но Гвачи не хотел медлить и часу.
Эка проводила его до станции. По дороге ей все хотелось заговорить о сыне, но она не осмеливалась. Перрон был пуст. Вот два раза ударили в колокол, и тотчас послышался свисток. Паровоз коротко прогудел в ответ.
Гвачи повернулся к Эке:
— Я собирался повидать Найю, она хотела повести меня на сбор винограда. Передай ей… — он умолк, с грустью поглядев на Эку. "Как удивительно похожи глаза Эки на глаза моей матери… Перед разлукой у нее вот так же дрожали губы и руки. И мать стояла на этом самом месте, — маленькая, слабая…"
Гвачи вскочил на подножку, обернулся к Эке, увидел ее печальное лицо, поседевшие волосы. Поезд отходил. Так же вот, как старая Эка, удалялась, уплывала, уменьшалась тогда фигура матери… Кто знает, как долго стояла она, глядя вслед поезду, увозившему сына.
Побежали назад знакомые тополя, дворы, дома, Гвачи вспомнил, как волновался, когда впервые уезжал на фронт. Тогда казалось, что навсегда убегают от него эти деревья. Он грустно улыбнулся, поправил вещевой мешок за плечами и вошел в вагон.