— Ах, да. Ходят слухи, что вы работаете на Пальмерстона. [11]Это правда?
— Так оно и есть, — кивнул Бёртон.
— Объясните?
— Откровенно говоря, очень трудно объяснить. Он называет меня «королевский агент». Что-то вроде исследователя.
— Мне кажется, вы хорошо подходите для этой роли.
— Возможно. И тем не менее, я всё еще интересуюсь… э… сэр, если вы услышите…
— Я сообщу вам, — резко прервал его Мурчисон. — А сейчас идите. Выпейте кофе. Протрезвейте. Уважайте себя, черт побери!
Президент развернулся и стал подниматься по лестнице. Пройдя мимо портрета Дрейка, он поправил его.
Слуга принес Бёртону и Суинберну их пальто, шляпы и трости. Оба, покачиваясь, пересекли вестибюль и вышли наружу через двойные двери. Вечер, мокрый и темный, отражался в лужах, оставшихся после дневного дождя. Холодный ветер шевелил одежду.
— Кофе в отеле «Венеция»? — предложил Бёртон, застегивая пальто.
— Или бренди, пощечин и щекотки? — возразил Суинберн. — «Вербена Лодж» недалеко отсюда.
— «Вербена Лодж»?
— Это такое заведение сомнительной репутации, с поркой и…
— Кофе! — прервал его Бёртон.
Они прошли по Уайтхолл-плейс, повернули направо на Нортумберленд-авеню и направились в сторону Трафальгарской площади. Суинберн громко запел песню собственного сочинения:
Его дрожащий писк привлек неодобрительные взгляды прохожих. Несмотря на плохую погоду и поздний час, вокруг было множество народу, в основном джентльменов, циркулировавших между ресторанами и клубами.
— О черт, — выругался поэт, — это же последний куплет! Надо начать сначала.
— Если для меня, то можешь себя не утруждать, — пробормотал Бёртон.
Паросипед, или пенни-фартинг, как окрестил это средство передвижения какой-то остряк, пропыхтел мимо, выбрасывая из высокого дымохода пар в и без того душную атмосферу Лондона.
— Привет! — воскликнул седок: его голос нервно вздрагивал каждый раз, когда обутое резиной переднее колесо передавало спине удар об очередной булыжник. — Ч-что с-случилось на п-площади?
Бёртон посмотрел вперед, пытаясь понять, что там происходит. Действительно, что-то вроде заварухи. Уже собралась толпа, среди цилиндров мелькали гребни полицейских шлемов. Бёртон схватил Суинберна за руку.
— Пошли, — скомандовал он. — Давай посмотрим, что там за кавардак.
— Ради бога, помедленнее, — взмолился маленький поэт, которому каждый шаг Бёртона стоил двух его, — так я протрезвею слишком быстро!
— Кстати, Алджи, об элегии на мою смерть. Наверное, тебе стоило бы более сдержанно говорить о Боге и полубоге, — проворчал Бёртон.
— Ха! Какой ты противоречивый! Одной рукой держишься за религию — другой отталкиваешь ее.
— Хм-м! Сейчас меня больше интересуют побудительные мотивы: почему человек хочет, чтобы его действиями руководил Бог, чье существование в лучшем случае невозможно доказать, а в худшем — очевидная выдумка? Мне кажется, что в те времена, когда наука и техника развиваются очень быстро, новые знания пугают среднего человека, и он отшатывается от них в сторону религии. Религия не требует ничего, кроме слепой веры, тогда как знание требует постоянного освоения всё большего объема информации. Верующий может объявить, что он знает всё, не проделав тяжелой работы по получению знаний.
— Ого! — воскликнул Суинберн. — Хорошо сказано, старина! Действительно хорошо. Ты почти не глотал слова. Ты на редкость предосудительный.
— Ты хочешь сказать, рассудительный?
— Я знаю, что хочу сказать. Но послушай, Ричард, разве теория эволюции Дарвина не заставила Бога умереть?
— Вне всякого сомнения. И это влечет за собой вопрос: какой лжи посвятят себя сейчас необразованные массы?
Они шагали, помахивая тростями и весело сдвинув шляпы набекрень. Несмотря на живительно холодный воздух, у Бёртона болела голова, и он решил выпить кофе с бренди в надежде заморозить слабое биение под черепом.
Добравшись до Трафальгарской площади, знаменитый исследователь нырнул в толпу и, с Суинберном в кильватере, протолкался сквозь нее. В это мгновение перед ними появился констебль с поднятой рукой.
— Джентльмены, назад, пожалуйста!
Бёртон достал из кармана бумажник, вынул оттуда отпечатанную карточку и показал полисмену. Тот мгновенно отдал честь и отступил в сторону:
— Извините, сэр.
— Сюда, капитан, — позвал Бёртона глубокий, слегка охрипший голос. Исследователь увидел своего друга, детектива-инспектора Уильяма Траунса из Скотланд-Ярда, стоявшего у основания Колонны Нельсона. Рядом с ним были еще двое: юный темнокожий констебль и еще кто-то, закутанный с головы до ног в одеяло и стоявший абсолютно неподвижно.
Траунс встретил их сердечным рукопожатием. Это был огромный, но добродушно выглядевший человек, невысокий, но очень широкий в плечах, с толстыми руками и ногами, бочкообразной грудью, блестящими синими глазами и большими рыжеватыми усами. Тяжелый квадратный подбородок говорил об упрямстве. На нем были темный суконный костюм и котелок.
— Привет, ребята! — весело сказал он. — Выпивши, да?
— Неужели так заметно? — пробормотал Бёртон.
— Не надо было пересекать площадь зигзагами.
— Мы собираемся выпить кофе в «Венеции».
— Отличная мысль! Крепкий, черный и побольше сахара… Это констебль Бхатти.
Худой, совсем молодой и весьма симпатичный полисмен, стоявший рядом с Траунсом, быстро отдал честь.
— Я много слышал о вас, сэр, — высказался он, говоря с легким индийским акцентом. — Мой кузен, командор Кришнамурти, участвовал в деле при Олд-Форде.
Он имел в виду недавнюю битву, в которой Бёртон, Суинберн и множество констеблей сражались с технологистами и «развратниками». Эти две обычно враждовавшие группы, одна из которых посвятила себя научным исследованиям, а другая — анархической революции, объединились, пытаясь захватить человека из будущего, ставшего известным под именем Джек-Попрыгунчик. [12]Бёртон победил их обоих и убил Джека.
— Кришнамурти отличный парень, — заметил Суинберн, — но командор? Его повысили?
— Да, сэр. Это новый ранг в полиции.
— Его сделали командиром только что сформированного Летного взвода, и вполне заслуженно, — добавил Траунс. — Я не знаю никого, кроме Кришнамурти, кто мог бы проделывать такое с винтостулом!
Бёртон одобрительно кивнул и с любопытством оглядел тихое, неподвижное одеяло.
— Итак, что здесь происходит, Траунс?
Детектив-инспектор повернулся к своему подчиненному:
— Ты можешь объяснить, констебль?
— Конечно, сэр. — Молодой полицейский посмотрел на Бёртона и Суинберна, и его глаза засверкали от возбуждения. — Это чудесно! Абсолютное чудо! Произведение искусства! Я никогда не видел ничего настолько сложного или…
— Парень, пожалуйста, только факты! — прервал его Траунс.
— Да, сэр. Извините, сэр. Видите ли, капитан Бёртон, это мой район, и я прохожу через площадь каждые пятьдесят минут. Эта ночь была очень спокойной. Я совершал обход, как обычно, и совершенно не о чем было сообщать, кроме проституток и пьяниц… э… то есть… ну…
Он остановился, прочистил горло и бросил умоляющий взгляд на начальника. Уильям Траунс улыбнулся:
— Не беспокойся, сынок. Капитан Бёртон и мистер Суинберн просто праздновали победу, вот и всё. Верно, джентльмены?
— Как-то так… — смущенно подтвердил Бёртон.
— А я собираюсь праздновать дальше! — объявил Суинберн.
Глаза Бёртона округлились. Траунс быстро обратился к Бхатти:
— И всё было как обычно?
Констебль кивнул:
— Да. Я начал дежурство ровно в семь вечера и трижды обошел участок безо всяких происшествий. Но в четвертый раз я заметил, что там, где мы сейчас стоим, собралась толпа. Я подошел узнать, в чем дело, и нашел вот это. — Он указал на закутанную фигуру.
11
Генри Джон Темпл, лорд Палмерстон (1748–1865) — выдающийся государственный деятель, дважды премьер-министр Великобритании (1855–1858, 1859–1865).
12
Имеется в виду популярнейший персонаж лондонского фольклора Викторианской эпохи, в реальной истории прозванный Джек-прыгун (вариант: Джек-пружинки-на-пятах). Первое сообщение о его появлении датировано 1837 годом, последнее — 1904-м. Джек-прыгун — прообраз супергероя в современных комиксах.