Причину этого нужно искать и в том, что среди населения Китая, большей частью сельского, неграмотного, сильны древние традиции, в частности преклонение перед сильной личностью, перед властями и императорами. И не только это. Появление культа Мао Цзэ-дуна связано с ростом популярности освобожденных районов, престижа коммунистической партии, с освободительной миссией Народно-освободительной армии.
Резолюция пленума ЦК от апреля 1945 года возвестила, что «в ходе борьбы партия выдвинула своего собственного вождя товарища Мао Цзэ-дуна». А ровно через месяц в Уставе, принятом VII съездом КПК, будет записано: «Коммунистическая партия Китая руководствуется идеями Мао Цзэ-дуна».
Культ Мао Цзэ-дуна расцветает и постепенно начинает выходить за границы освобожденных, «красных», районов и распространяется на районы, находившиеся под контролем чанкайшистов.
Очевидец рассказывает:
«Когда в сентябре 1945 года Мао находился в Чунцине, главной квартире Чан Кай-ши, на каком-то приеме к нему подошла молодая женщина.
— Председатель Мао, — обратилась она к нему, — я хотела бы вас попросить.
— О чем?
Женщина покраснела и сказала:
— В знак моего глубочайшего уважения разрешите поцеловать вашу руку.
И прежде чем председатель ответил, она слегка наклонилась и прижалась губами к тяжелой ладони гиганта — председателя Мао…»
Внешние условия расцвета культа налицо. Но чтобы ростки поднялись и расцвели, нужно еще одно — почва, то есть характер, склонности. Оказывается, есть и это. Источники свидетельствуют, что Мао с детских лет увлекался чтением древних книг о могущественных феодалах и правителях, что он восхищался подвигами мифологических героев и императоров.
Источники свидетельствуют… Но только ли источники? Ведь сам Мао Цзэ-дун еще в 1936 году в беседе с американским журналистом Эдгаром Сноу с восторгом отзывался о правителях древнего Китая: Яо, Шунь, Хань У-ди и Цин Ши-хуанди.
Яо и Шунь — это мифологические герои, которые, согласно легендам и сказаниям, правили в глубокой древности. О Цин Ши-хуанди, первом императоре первой Цинской династии, я уже рассказывал. Хань У-ди был императором Ханьской династии, он царствовал до нашей эры, его религией было конфуцианство. Он был жестоким и вероломным, вел опустошительные войны, захватывал чужие земли, облагал данью и повинностями. Особое восхищение вызывал у Мао китайский император Лю Бан — основатель династии Хань. Об этом рассказывает не кто иной, как друг детства и земляк Мао — Сяо Юй. Сяо Юй написал книгу о Мао Цзэ-дуне, изданную несколько лет назад в США, в которой рассказывает о юношеских мечтах Мао. Мао Цзэ-дун мечтал стать вторым Лю Баном, который, будучи человеком из народа, сумел свергнуть последнего императора из первой династии Цин и провозгласил себя императором.
Во время дискуссии и споров Сяо Юй доказывал, что «Лю Бан был плохим человеком, он отстранил от власти деспота, чтобы занять его место и стать еще большим деспотом, он был вероломен и абсолютно лишен каких бы то ни было человеческих чувств; после победоносных походов и нашествий он безжалостно убивал своих доверенных генералов и вельмож, боясь, как бы они не узурпировали его трон». Но Мао не соглашался: «Если бы он не убил их, его трону угрожала бы опасность и Лю Бан не был бы так долго императором». Сяо Юй делает вывод: «Мы оба знали, что он отождествляет себя с Лю Баном»…
Сейчас, когда я перечитываю эти места, в моей памяти всплывают другие высказывания.
«Если человек хорошо знает Китай, у него возникает вопрос: чего не хватает этому народу?.. Ему недостает, возможно, гениального, действительно великого человека, способного вобрать в себя все, что есть сильного и жизненного в этой нации, более многочисленной, чем все население Европы, нации, имеющей более чем 30-вековую цивилизацию. Если появится император с большими идеями, наделенный железной волей, я считаю, это обновление пойдет большими шагами».
Кто это сказал? Отец Юк. И сказал еще в XVIII веке. Отец Юк, французский миссионер-путешественник, трижды приезжал в Китай, трижды пересек его вдоль и поперек и, кажется, написал три книги об этой «таинственной» стране.
«Ему недостает, возможно, гениального человека» — перечитываю я высказывание старого миссионера-путешественника, и в моей памяти оживают слова другого «миссионера» — Линь Бяо: «Китай — это великая страна пролетарской диктатуры. Китай нуждается в идее, идее революционной и правильной. Именно такой идеей обладает Мао…»
В 20-е годы Бородин[7] сообщал, что Мао Цзэ-дуну «присущ непомерный апломб», что он «считает себя теоретиком, сделавшим самостоятельно ценный вклад в общественные науки». В 1928 году VI съезд КПК квалифицировал действия Мао Цзэ-дуна как «проявление милитаристской психологии», а в экстренном циркулярном сообщении исполкома КПК провинции Цзянъинь от 15 декабря 1930 года указывалось, что «он стремится осуществить свои мечты о том, чтобы стать императором в партии». Советские специалисты, находившиеся в Китае в 40-х годах, обратили внимание на «патриархальные склонности Мао Цзэ-дуна, его болезненную мнительность, чрезмерное честолюбие и манию величия».