Кэтрин вздрогнула, и он тут же обернулся к ней.
— Мне не следовало расстраивать вас, мадемуазель, — сказал он. — Вы впервые сталкиваетесь с подобным кошмаром. Для меня, увы, это привычная картина. Еще минутку я задержу вас обоих.
Кэтрин и комиссар стояли у двери, наблюдая, как Пуаро быстро обошел все купе, осмотрел одежду убитой, аккуратно сложенную в ногах дивана, длинное меховое манто, повешенное на крючок, и лакированную красную шляпку в багажной сетке. Затем он прошел в смежное купе, в котором Кэтрин видела горничную. Здесь постель не была постлана, на сиденье были небрежно свалены пледы, шляпная картонка и пара чемоданов. Внезапно Пуаро обернулся к Кэтрин.
— Вы были здесь вчера, — все ли тут на месте, ничего не пропало?
Кэтрин внимательно осмотрелась.
— Да, — сказала она, — чего-то не хватает. Красный сафьяновый футляр, на нем были инициалы Р. В. К. Это либо небольшой несессер[62], либо большой футляр для драгоценностей, я видела его в руках горничной.
— Ага! — воскликнул Пуаро.
— Но ведь, наверное… — сказала Кэтрин. — Я… разумеется, не знаток подобных вещей, но, раз горничная и футляр для драгоценностей исчезли одновременно, напрашивается вполне определенный вывод, так ведь?
— Вы думаете, что горничная его и украла? Нет, мадемуазель, это не так, у нас имеется веское доказательство, — включился в беседу комиссар.
— Какое?
— Горничная осталась в Париже.
— Мне бы хотелось, чтобы вы сами выслушали показания проводника, — доверительно обратился комиссар к Пуаро. — Они весьма любопытны.
— Мадемуазель, без сомнения, тоже захочет послушать, — сказал Пуаро. — Вы не против, мосье комиссар?
— Нет, — ответил комиссар, который на самом деле был против, и даже очень. — Нет, разумеется, нет, мосье Пуаро, — как вам будет угодно. Вы уже закончили здесь?
— Да-да. Только одну минутку.
Пуаро как раз переворачивал пледы и теперь поднес один к окну и внимательно его рассматривал.
— Что там такое? — спросил мосье Ко коротко.
— Четыре каштановых волоса, — ответил Пуаро и наклонился к мертвой. — Да, они с головы мадам.
— Ну и что? Вы полагаете, это важно?
Пуаро положил плед на сиденье.
— Что важно, а что нет, пока никто сказать не может, поэтому нельзя пренебречь ни одним даже самым мельчайшим фактом.
Все возвратились в первое купе, и через минуту появился проводник.
— Вас зовут Пьер Мишель? — начал комиссар.
— Да, мосье комиссар.
— Я попросил бы вас повторить этому господину, — он указал на Пуаро, — то, что вы рассказывали мне, — историю о том, что произошло в Париже.
— Слушаюсь, мосье комиссар. Это было после того, как мы отъехали от Лионского вокзала. Я пришел стелить постели, думая, что мадам пошла в ресторан, но ей принесли обед в купе. Мадам сказала мне, что ей пришлось оставить горничную в Париже и поэтому стелить нужно только одну постель. Она взяла корзину с обедом и ушла в смежное купе и сидела там, пока я стелил постель; потом она велела мне не будить ее рано утром, потому что она хочет выспаться. Я сказал ей, что все понял, и она пожелала мне доброй ночи.
— Вы сами не входили в смежное купе?
— Нет, мосье.
— Вы не приметили среди багажа красный сафьяновый футляр?
— Нет, мосье, не видел.
— Мог ли в смежном купе спрятаться человек?
Проводник задумался.
— Дверь была полуоткрыта, — сказал он, — если человек стоял за дверью, мне его не было бы видно, но мадам несомненно увидела бы его, когда входила в купе.
— Именно так, — сказал Пуаро — что-нибудь еще можете добавить?
— Думаю, это все, мосье, я больше ничего не припомню.
— Ну а что было этим утром? — подсказал Пуаро.
— Как приказала мадам, я не беспокоил ее. Мы были уже почти возле Канна, когда я рискнул постучать в дверь. Не получив ответа, я открыл ее. Леди как будто бы спала, я тронул ее за плечо, чтобы разбудить, и тут…
— И тут вы все и увидели, — помог ему Пуаро. — Tres bien. Полагаю, я выяснил все, что хотел.
— Могу ли я надеяться, мосье комиссар, что меня не обвинят в халатности, — жалобно сказал проводник, — такое дело, и в «Голубом экспрессе»! Это ужасно.
— Успокойтесь, — сказал комиссар, — мы будем действовать в интересах правосудия и постараемся избежать огласки. Я не вижу оснований обвинять вас в халатности.
62
Несессер