Его уверенность была не напрасной. Дверь открылась, и в проеме возникло смуглое лицо с золотыми кольцами в ушах.
— Добрый вечер, хозяин здесь?
— Хозяин-то здесь, но ночью он случайных посетителей не принимает, — прорычал в ответ слуга.
— Меня, думаю, он принять не откажется. Скажите ему, что это его друг, господин Маркиз.
Слуга приоткрыл дверь чуть пошире и впустил ночного гостя.
Объясняясь с ним, человек, назвавшийся господином Маркизом, прикрывал лицо рукой. Когда же слуга вернулся с известием, что мосье Папополус будет рад принять гостя, в облике посетителя появились некоторые изменения. Слуга был ненаблюдателен или отлично вышколен — так или иначе, он ничем не выдал своего удивления при виде черной шелковой маски, скрывавшей лицо пришельца. Проследовав к двери в конце холла, он открыл ее и почтительно возвестил: Moncier Lе Marquis[6].
Человек, поднявшийся навстречу столь необычному гостю, выглядел вполне внушительно: в облике мосье Папополуса было нечто патриархальное — высокий лоб, окладистая белоснежная борода. Всем своим благостным видом он напоминал священнослужителя.
— Мой дорогой друг, — приветствовал гостя мосье Папополус.
Он говорил по-французски, бархатным раскатистым голосом.
— Примите мои извинения за столь поздний визит, — сказал гость.
— Ну что вы, что вы, — возразил мосье Папополус, — такая увлекательная ночь. Вечер, думаю, у вас был не менее увлекательный.
— У меня — нет, — ответил господин Маркиз.
— У вас — нет, — повторил мосье Папополус. — У вас, конечно, нет. А есть новости? — И он смерил гостя острым, отнюдь не благостным взглядом.
— Новостей нет. Попытка сорвалась. Впрочем, ничего другого я и не ожидал.
— Понятно… — процедил мосье Папополус. — Грубая работа.
Он махнул рукой, словно показывая свое отвращение к грубости в любом ее проявлении. И в самом деле, ни в облике мосье Папополуса, ни в делах, которые он вел, не было решительно ничего грубого. Он был хорошо известен при дворе во многих европейских странах, и монархи дружески называли его просто Деметриусом. Он имел репутацию человека исключительно осторожного и благоразумного. Это, а также благородная внешность не раз помогали ему выпутаться из довольно сомнительных ситуаций.
— Прямая атака, — покачал головой мосье Папополус, — иногда оправдывает себя — но очень редко.
Его собеседник пожал плечами.
— Это экономит время, — заметил он, — и ничем не рискуешь. Почти ничем. Следующая попытка не сорвется.
— Да? — Антиквар испытующе посмотрел на гостя.
Тот утвердительно кивнул.
— Я питаю чрезвычайное доверие к вашей, э… репутации, — сказал он.
Господин Маркиз улыбнулся.
— Смею вас заверить, — сказал он, — доверие ваше не будет обмануто.
— У вас уникальные возможности, — сказал его собеседник с ноткой зависти в голосе.
— Я ими воспользуюсь, — заверил господин Маркиз.
Он встал и снял со спинки стула свой плащ.
— Я буду держать вас в курсе дела, мосье Папополус, по обычным каналам, но сами вы инициативы не проявляйте…
— Помилуйте, я сам никогда не проявляю инициативы, — обиженно сказал он.
Гость улыбнулся и, не простившись, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Мосье Папополус на минуту задумался, поглаживая свою благообразную седую бороду, а затем направился к двери напротив, которая открывалась вовнутрь.
Стоило ему повернуть ручку, как молодая женщина, которая явно только что прижималась ухом к замочной скважине, влетела в комнату. Мосье Папополус не выразил ни удивления, ни недовольства. Очевидно, это было в порядке вещей.
— Что, Зиа?
— Я не слышала, как он ушел, — сказала Зиа.
Это была красивая, статная молодая женщина с блестящими темными глазами, настолько похожая на мосье Папополуса, что нетрудно было догадаться — его дочь.
— Вот досада! — продолжала она с раздражением. — Через замочную скважину невозможно смотреть и слушать одновременно.
— Да, мне это тоже не раз мешало, — простодушно заметил мосье Папополус.
— Так вот он какой, господин Маркиз, — проговорила Зиа. — Он всегда носит маску, папа?
— Всегда.
Последовала пауза.
— Рубины, я полагаю? — спросила Зиа.
Отец кивнул утвердительно.
— Ну, что скажешь, душенька? — поинтересовался он с веселым блеском в черных круглых, как бусины, глазах.