— Вы были на месте происшествия, — проговорил в раздумье ван Олдин. — Вы обследовали купе, не так ли?
Пуаро кивнул.
— И наверняка обнаружили там нечто такое, что вас особенно заинтересовало, правда?
— Не могу отрицать, — сказать Пуаро.
— Я полагаю, вы поняли, к чему я веду? Мне кажется, что улики против этого графа де ла Рош совершенно очевидны. Но я не такой уж простак: наблюдая за вами во время всего этого разговора, я понял, что по каким-то, известным только вам, причинам вы не согласны с этой версией.
Пуаро пожал плечами.
— Я могу и ошибаться.
— Наконец мы добрались до того, о чем я хочу вас просить. Будете расследовать это дело для меня?
— Для вас лично?
— Да, именно это я имел в виду.
Пуаро помолчал и спросил:
— Вы вполне представляете, о чем вы меня просите?
— Думаю, что да.
— Отлично, — сказал Пуаро. — Согласен, однако в таком случае мне нужна вся правда, о чем бы я ни спросил.
— Ну конечно, само собой разумеется.
Повадка Пуаро сразу переменилась, церемонность и вежливость как рукой сняло, он деловито осведомился:
— Это вы посоветовали дочери подать прошение о разводе?
— Да.
— Когда?
— Примерно десять дней назад. Я получил от нее письмо, в котором она жаловалась на поведение мужа, и я весьма категорично заявил ей, что развод — единственное средство.
— Что именно не устраивало ее в поведении супруга?
— Его видели всюду с этой очень знаменитой дамой… с той, о которой мы говорили… Мирей.
— Танцовщица! И мадам Кеттеринг переживала из-за этого? Она была очень привязана к мужу?
— Я бы не сказал… — процедил ван Олдин, немного помедлив.
— Страдала ее гордость, но не сердце. Это вы хотели сказать?
— Да, можно сказать и так.
— Этот брак не был счастливым с самого начала?
— Дерек Кеттеринг испорчен до мозга костей, — сказал ван Олдин, — он вообще не способен сделать счастливой женщину.
— Он, как говорят в Англии, паршивая овца в стаде. Да?
Ван Олдин кивнул.
— Tres bien![79] Вы советуете мадам подавать на развод, она соглашается, вы консультируетесь с поверенными. Когда это становится известно мосье Кеттерингу?
— Я послал за зятем и сообщил ему, каким образом намереваюсь действовать.
— И что он сказал? — мягко спросил Пуаро.
При воспоминании лицо ван Олдина потемнело.
— Он держался с дьявольской наглостью.
— Простите мне этот вопрос, мосье, но упоминал ли он графа де ла Рош?
— Не напрямую, — неохотно ответил ван Олдин, — но всячески намекал, что осведомлен об этом романе.
— Простите, а каково было финансовое положение мосье Кеттеринга на тот момент?
— Откуда мне знать? — ответил, чуть запнувшись, ван Олдин.
— Сдается мне, что вы имели сведения на этот счет.
— Ладно, ваша правда. Я выяснил, что Кеттеринг на мели.
— И теперь он наследует два миллиона. La vie…[80]странная штука, не так ли.
Ван Олдин бросил на Пуаро острый взгляд.
— Что вы имеете в виду?
— Я размышляю, философствую, ищу смысл. Однако вернемся к нашим баранам[81]. Разумеется, мосье Кеттеринг собирался защищаться в суде?
Некоторое время ван Олдин раздумывал, а потом сказал:
— Это мне неизвестно.
— Вы связывались с ним в дальнейшем?
— Нет.
Пуаро остановился, снял шляпу и протянул ван Олдину руку.
— Я должен с вами распрощаться, мосье, я не смогу ничего для вас сделать.
— Что на вас нашло? — сердито спросил ван Олдин.
— Если вы не будете говорить мне все как есть, я ничего для вас не смогу сделать.
— Не понимаю, о чем вы.
— Отлично понимаете.
— Ну ладно, — сказал миллионер, — я признаю, что не сказал всей правды. Я действительно связывался в дальнейшем с моим зятем.
— И что же?
— Я посылал к нему моего секретаря майора Пайтона, чтобы предложить сто тысяч фунтов наличными, если бракоразводный процесс состоится без защиты.
— Солидная сумма, — оценил Пуаро, — и каков же был ответ вашего зятя?
— Он послал меня к черту, — коротко ответил ван Олдин.
Пуаро ничем не обнаружил своих эмоций. Он сосредоточенно обдумывал услышанное.
— Мосье Кеттеринг сказал в полиции, что в поезде он не виделся и не разговаривал со своей женой. Вы целиком доверяете этому заявлению, мосье?
— Да, — ответил ван Олдин, — он наверняка изо всех сил старался не попадаться ей на глаза.