– Comprendo todo, – пробормотала она. – Muy misterioso, pero es verdad.[3]
Она не только понимала испанский, но и могла на нем говорить – невероятно, но факт! Лидия догадывалась, что это каким-то образом связано с событиями последних дней. Ее как будто подхватило течением и понесло в неизвестном направлении… Хотя… ведь это был ее собственный выбор. Можно было и не ходить на встречу с мальчиком-птицей. Можно было не брать коробочку с пастилками. Вдруг от них сходят с ума? Лидия хлопнула себя по лбу. Ну конечно! Дрожащей рукой она достала коробочку из кармана. Мальчик-птица сказал, что надпись на ней – это все языки мира сразу. Когда станет непонятно – съешь пастилку. И она съела. И ей стало понятно, что говорят близнецы! Эти пастилки помогают понимать чужой язык! Потрясающе, просто сказка! Лидия расплылась в улыбке: теперь английский будет проще простого, не говоря уже о французском, который ей никак не давался. Теперь она покажет учителям! Она станет лучшей ученицей! Правда, эффект длится не дольше суток, как предупредил мальчик-птица. Лидия положила в рот пастилку и вернула коробочку в карман. Пора ехать, чтобы не опоздать на встречу с дедушкой.
Едва Лидия успела пристегнуть велосипед, как подошел автобус. По дороге в город она решила все рассказать дедушке. Интересно, что он ответит? Может быть, рассмеется и скажет, что у Лидии замечательное воображение? Ну кто поверит в то, что с ней произошло? Все это больше похоже на кино. Нет, дедушка смеяться не станет. Из всех взрослых он единственный, кто принимает Лидию всерьез.
Дедушка ждал на остановке. Он стоял, прямо, не горбясь, и ветер трепал его седые волосы. Увидев Лидию, дедушка радостно помахал рукой.
– Как дела? Как сыпь на руке? – спросил он, обнимая внучку.
– Уже лучше, – кивнула Лидия.
– У меня для тебя сюрприз, – дедушка протянул Лидии что-то плоское, завернутое в коричневую оберточную бумагу.
Лидия обрадовалась: нетрудно догадаться, что это… Так и есть! Отличный блокнот для рисунков с плотной, гладкой бумагой. И как раз умещается в карман – об этом дедушка тоже подумал.
– В музеях нельзя фотографировать, но можно рисовать, – пояснил он. – Карандашей я, правда, не купил – я знаю, что ты любишь выбирать сама.
Лидия кивнула. Ее любимый карандаш лежал в надежно застегнутом кармане. Теперь он был ей особенно дорог – ведь этот карандаш побывал в когтях у птицы и вернулся обратно.
Дедушка сдал свое серое пальто в гардероб, а Лидия не стала снимать куртку – в музее было прохладнее, чем на улице. Когда они поднимались по широким каменным ступеням, Лидия, как всегда, остановилась, чтобы прочесть золотую надпись над мраморными колоннами: «Собрание картин».
Посетителей в этот день было немного. Лидия заметила только пожилую женщину в очках и молодую пару, с шепотом и хихиканьем передвигавшуюся от картины к картине.
– Начнем с самых старых? – предложил дедушка.
Лидия согласилась.
Дедушка шел первым, хотя обычно Лидия забегала вперед. Сегодня ноги ее будто не слушались. Сердце стучало сильнее обычного, щеки горели. Лидия решила, что расскажет дедушке о своих приключениях, когда они зайдут перекусить в кафе.
В одном из залов дремал смотритель. Некоторые картины казались Лидии знакомыми. А добравшись до зала с полотнами голландских мастеров, она стала узнавать и имена художников: Франс Халс, Рубенс, Рембрандт. Лидия, как всегда, задумалась о свете на картинах Рембрандта. Лица как будто светились изнутри, хотя вокруг было совсем темно. Удивительно, ведь фосфоресцирующей краски, которая светится сама по себе, тогда еще не изобрели. Лидии особенно сильно нравилась картина «Девушка у окна»: на ней была изображена служанка, подпирающая голову ладонью. Лицо у девушки было круглое и чуть хмурое, она задумчиво смотрела перед собой. На кого? Или на что? Служанка напоминала Лидии девочку по имени Минна, с которой она училась в одном классе в прошлом году. Потом ее родители развелись, и Минна переехала с мамой в другой город.
Лидия долго стояла перед картиной. Обычно дедушка рассказывал ей о художниках, но на этот раз он больше молчал, а потом и вовсе скрылся в зале с французскими полотнами девятнадцатого века. Их дедушка любил больше всего.
– Лидия, ты идешь?
– Иду!
Она уже собиралась пойти дальше, но что-то ее не отпускало. Лидия пыталась поймать взгляд девушки на картине. В какой-то момент ей даже показалось, что та покосилась на нее в ответ. Как вообще возможно написать такую картину? У Рембрандта, наверное, были волшебные кисти. И волшебные руки. Лидия посмотрела на свои пальцы. Почему они такие неловкие? Вдруг в голове прозвучали слова мальчика-птицы: «Береги руки, они у тебя необычные».