Он не хотел думать ни о том, чем может закончиться эта его встреча с Кэтрин, супругой английского посла, ни о последствиях, которые может возыметь эта встреча лично для него. Он заставлял себя все время помнить о том, что он просто выполняет свою работу.
Идя по коридору, Тревелес скользил взглядом по висевшим на стенах портретам послов, которые в различные времена представляли Англию в Мадриде. Последним висел портрет Бенджамина Кина. По понятным мотивам взгляд Хоакина задержался на этом портрете дольше, чем на других, и ему даже показалось — а может, это была просто игра его воображения, — что нарисованный Кин посмотрел на него с явным неодобрением — как будто он был уже в курсе того безобразия, которое собирался совершить Тревелес.
Хоакин постарался отогнать от себя тягостные мысли и, остановившись перед красивой дверью из ореха, стал ждать разрешения войти. Несмотря на охватившее его душу смущение, он все время помнил о своей главной цели: получить какие-нибудь сведения о масонах, которые, по словам Раваго, могли быть как-то связаны с английским послом.
— Проходите, — слуга открыл дверь и почтительно склонил голову.
Стены этого помещения украшали по меньшей мере два десятка рогов самых различных животных, а еще картины, изображающие сцены охоты, и целый арсенал старинного оружия. Дневной свет попадал сюда через два круглых окошка, которые, находясь очень близко одно от другого, весьма своеобразно освещали комнату. Прежде чем Тревелес заметил Кэтрин в одном из углов зала, он успел подумать, что эти окна напоминают два больших глаза, словно бы данное помещение являлось живым существом, способным видеть все, что происходит внутри него, — а стало быть и знать об амурных делах, которые он, Тревелес, затеял с женой посла. От подобных мыслей Хоакину еще больше стало не по себе.
— Мой дорогой Тревелес, пожалуйста, подойдите сюда.
Сидевшая на небольшом диване Кэтрин выглядела великолепно: она была одета во французское платье с большим вырезом, на голове у нее красовался роскошный белый парик, на шее переливалось ожерелье из разноцветных камней, а в ушах поблескивали дорогие серьги. Не вставая, она протянула Тревелесу руку для поцелуя, а затем жестом пригласила его расположиться рядом с ней на диване, оставив ему очень мало места.
— Кэтрин, я с нетерпением ждал встречи с вами. Вы такая красивая!
Тревелес уселся на диване так далеко от англичанки, как только мог, стараясь не думать о том, что может получиться из этих посиделок. Несмотря на чрезмерную полноту, Кэтрин — как мысленно признался себе Хоакин — была привлекательной женщиной.
— Вы необычайно любезны со мной! — Она, лаская Тревелеса взглядом, протянула ему обе руки.
— Кэтрин, уже от одного вашего присутствия мое сердце пылает жарким огнем. Каждый день и каждый час без вас были для меня настоящей пыткой.
Тревелес подумал, что, прежде чем перейти к интересующей его теме, надо сначала ублажить эту женщину романтической белибердой.
— Какой вы галантный кавалер!.. Вы всегда говорите мне такие красивые слова… — Лицо Кэтрин засияло от удовольствия.
Тревелес и сам поражался тому, какие слова он произносил. Однако он тут же почувствовал, что его фантазия уже, в общем-то, иссякла, и молча уставился на Кэтрин.
— What have you seen on me?..[14] Ой, извините, я иногда забываю, что надо говорить на вашем языке, — мне ведь намного легче говорить по-английски. И что же такого вы во мне нашли? Отчего ваше сердце так жарко запылало?
— Вы воплощаете в себе все то совершенное, что только может быть в женщине: нежная кожа — белая и шелковистая, и очарование глаз, поражающих необычайной синевой. Каким же нечеловеческим хладнокровием надо обладать, чтобы сдерживать себя, сидя рядом с вами!
Услышав эти слова, Кэтрин покраснела и кокетливо прикрыла свое лицо веером.
— Если бы я мог каждый день хотя бы по пять минут находиться рядом с вами, — продолжал Тревелес, — моя жизнь была бы наполнена счастьем…
— О-о! Я никогда не слышала ничего подобного… Мое сердце трепещет от волнения. — Кэтрин взяла руку Хоакина и положила его ладонь себе на грудь, чтобы он почувствовал, как бьется ее сердце.
Теперь покраснеть пришлось Хоакину. Он подумал, что, если разговор будет и дальше продолжаться в том же духе, ситуация может выйти из-под контроля.
— К сожалению, кроме таких приятных моментов в моей жизни есть еще и множество невзгод и проблем. — Он решительно сменил тему разговора.
— Надеюсь, не я являюсь их причиной…
— Нет, я сейчас не об этом. Я имею в виду очень сложные дела, с которыми мне приходится сталкиваться при выполнении моей работы.