– Тот, кто пьет пиво, думает только о пиве, – возразил Торндайк, – но вы говорили о чем-то важном…
– Дело в иррациональном завещателе и плохо составленном завещании. Раздражает то, что предыдущее завещание было вполне нормальным, но оно было заменено на другое. А намерения завещателя… Где же ты где, добрый эль, – весело добавил он, – немного пьянящий, возможно, но крепкий. Лучше, чем ваше кислое французское вино, Торндайк… где же эль, – шутливо продолжил Марчмонт, – ага, совершенно очевидно, тут не хватает горчицы? Положить вам горчички? Нет? Ну, ну! Даже француз положил бы горчицу. Вы не сможете полностью оценить вкус, Торндайк, если будете принимать пищу в таком грубом, неприправленном виде. И, говоря о вкусе, неужели вы думаете, что между жаворонком и воробьем есть какая-то разница?
Торндайк мрачно улыбнулся.
– Я бы предположил, – сказал он, – что их сложно отличить друг от друга, но этот вопрос можно легко проверить экспериментом.
– Это верно, – согласился Марчмонт, – действительно стоило бы попробовать, потому что, как вы говорите, воробья легче поймать, чем жаворонка. Да! Вернемся к завещанию. Я хотел сказать... э-э-э, что я хотел сказать?
– Я догадался, что вы хотели сказать,– ответил Торндайк, – намерения завещателя были каким-то образом связаны с горчицей. Не так ли, Джервис?
– Да, верно, – произнес я.
Марчмонт на мгновение посмотрел на нас с удивленным выражением лица, а затем, добродушно рассмеявшись, подкрепился порцией эля.
– Мораль такова, – добавил Торндайк, – что детали завещания не следует смешивать с говяжьим пудингом.
– Думаю, вы правы, Торндайк, – согласился адвокат, – дело есть дело, а еда есть еда. Нам лучше обсудить вопрос в моем или вашем кабинете после обеда.
– Хорошо, – сказал Торндайк, – пойдемте со мной в Темпл, и я дам вам чашку кофе, чтобы освежить голову. У вас есть с собой какие-нибудь документы?
– Все документы у меня здесь, в сумке, – добавил Марчмонт.
И застольный разговор снова перетек в другое русло.
Как только трапеза была закончена, а счет оплачен, мы покинули район ресторанов и, пробравшись сквозь ряд пустых кэбов, заполнивших обе стороны Флит-стрит, через Двор Митры[27] к Кингс-Бенч-Уок. Там, когда кофе был уже выпит, а наши кресла расставлены вокруг камина, мистер Марчмонт выгрузил из своей сумки внушительную пачку бумаг, и мы перешли к разбору дела.
– Теперь, – начал адвокат, – позвольте мне повторить то, что я уже говорил. С юридической точки зрения, у нас нет никаких зацепок. Но мой клиент пожелал узнать ваше мнение, я согласился на это в расчете на то, что вы обнаружите какие-то моменты, которые мы упустили из виду. Не думаю, что вам что-то удастся найти, так как мы очень тщательно изучили дело, но все же такой бесконечно малый шанс есть, и мы не должны его упустить. Хотите ли вы прочитать оба завещания, или сначала я объясню обстоятельства?
– Я думаю, – ответил Торндайк, – узнавать о событиях лучше в хронологическом порядке. Мне нужно как можно больше информации о завещателе, прежде чем я начну изучать документы.
– Очень хорошо, – сказал Марчмонт, – тогда я начну с самого начала. Итак, мой клиент, Стивен Блэкмор, приходится родным сыном умершему Эдварду Блэкмору. У Эдварда Блэкмора было два брата, которые пережили его, Джон, старший, и Джеффри, младший. В данном деле Джеффри является завещателем. Около двух лет назад Джеффри Блэкмор составил завещание, в котором сделал своего племянника Стивена душеприказчиком и единственным наследником. А через несколько месяцев он сделал дополнение, по которому передавал двести пятьдесят фунтов своему брату Джону.
– Какова общая стоимость имущества? – спросил Торндайк.
– Около трех тысяч пятисот фунтов, все вложено в консоли[28]. У завещателя была пенсия от Министерства иностранных дел, на которую он жил, оставляя свой капитал нетронутым. Вскоре после составления завещания он покинул апартаменты на Джермин-стрит, где прожил несколько лет, отдал мебель на хранение и отправился во Флоренцию. Оттуда поехал в Рим, затем в Венецию и другие места Италии, и так продолжал путешествовать до конца сентября прошлого года. Видимо, в начале октября он вернулся в Англию, снял несколько комнат в «Нью-Инн», которые обставил некоторыми вещами из своей старой мебели. Насколько мы можем судить, он никогда не встречался ни с кем из своих друзей, кроме брата, и о том, где он жил и сам факт его пребывания в Англии стал известен только после его смерти.
– Такое поведение соответствовало его обычным привычкам? – спросил Торндайк.