Невозможно сказать, и не стоит раздумывать, что могло бы случиться при других обстоятельствах, но в действительности мое путешествие закончилось разочарованием. Я, горя энтузиазмом, прибыл в знакомый дом на Эндсли-Гарденс, только для того, чтобы милейшая горничная сообщила мне, что никого нет. Миссис Хорнби уехала в деревню и вернется только к вечеру, и – самое главное для меня – что ее племянница мисс Джульет Гибсон сопровождает ее.
Человек, пришедший на обед, не объявивший заранее о своих намерениях и не выяснивший предварительно намерения своих друзей, не имеет права роптать на судьбу, застав пустой дом. Так философски размышлял я, шагая обратно от дома в глубоком недовольстве, требуя от Вселенной ответа, почему миссис Хорнби должна была непременно выбрать мой первый свободный день для деревенских прогулок, и прежде всего, почему она должна была увезти прекрасную Джульет. Это было венцом несчастья (ведь отсутствие старшей леди я перенёс бы с похвальной стойкостью), но поскольку я не мог немедленно вернуться в Темпл, мне пришлось какое-то время слоняться без дела.
Инстинкт, который просыпается обычно в час дня, побудил меня направиться в сторону Бромптон-Роуд и, в конце концов, усадил за столик в большом ресторане, явно ориентированном на дам, прибывавших в этот район для занятий женским спортом – хождения по магазинам. Здесь, в ожидании обеда, я сидел, просматривая утреннюю газету и размышляя, чем бы мне заняться в остаток дня. Тут мой взгляд случайно зацепился за объявление о представлении в театре на Слоун-Сквер. Я давно не был в театре, да и пьеса – легкая комедия – вполне соответствовала моему невзыскательному вкусу, поэтому я решил посвятить оставшееся время возобновлению знакомства с Мельпоменой[40]. Закончив с обедом, я пошел по Бромптон-Роуд, сел в омнибус и вскоре оказался у дверей театра. Через несколько минут я обнаружил, что занимаю отличное место во втором ряду партера, забыв как о своем недавнем разочаровании, так и о предостережениях Торндайка.
Я не восторженный зритель. Я ничего не требую от театра, кроме скромной функции развлечения. Я хожу в театр не для того, чтобы меня чему-то научили или дали урок морали. Меня легко удовлетворить. Простая пьеса, отвечающая моему примитивному вкусу, приносит мне массу удовольствия. Поэтому, когда опустился занавес, и зрители стали покидать зал, я подхватил свою шляпу и присоединился к ним с чувством, что провел очень приятный день.
Выйдя из театра, уносимый уходящим людским потоком, я вскоре оказался напротив чайной. Инстинкт, на этот раз пятичасовой инстинкт, направил меня внутрь. Мы – рабы своих привычек, особенно привычки к пятичасовому чаю. Незанятый столик, к которому я подошел, находился в тёмном уголке недалеко от кассы. Я просидел не больше минуты, как мимо меня прошла дама, направляющаяся к дальнему столику. Мельком взглянув на нее – она проходила за моей спиной – я заметил, что она одета в черное, на ней была вуаль и шляпка, расшитые бисером. В дополнение к стакану молока и булочке в ее руках, она еще несла зонтик и маленькую корзинку, очевидно, с рукоделием. Должен признаться, что в тот момент я уделил ей очень мало внимания, будучи занят тревожными размышлениями о том, сколько времени пройдет, прежде чем официантка обратит на меня внимание.
Через три минуты с четвертью – я засёк время – анемичная молодая женщина подошла к столику и окинула меня угрюмым вопросительным взглядом, как бы безмолвно спрашивая, какого дьявола я хочу. Я смиренно попросил, чтобы мне принесли чайник с чаем, после чего она повернулась на каблуке, который был изрядно изношен с изнаночной стороны, и доложила о моём поведении женщине за мраморным прилавком.
Похоже, что дама за стойкой отнеслась к моему желанию снисходительно, потому что менее чем через четыре минуты официантка вернулась и мрачно поставила на стол передо мной заварочный чайник, кувшин молока, чашку с блюдцем и кувшин с горячей водой. Затем она снова удалилась с обиженным выражением на лице.
Я только перемешал чай в чайнике и уже собирался налить первую чашку, как почувствовал, что что-то слегка ударилось о мой стул и упало. Быстро повернувшись, я увидел, что дама, которую видел несколько минут назад входящей, стояла прямо за моим стулом. Закончив свою скромную трапезу, она уже собиралась уходить, как уронила маленькую корзинку, содержимое которой высыпалось на пол.
Каждый, наверное, замечал, с какой дьявольской ловкостью движется предмет, когда его роняют, и с каким коварством он закатывается в самые труднодоступные места. Это был один из таких случаев. В корзинке были материалы для восточной вышивки бисером, каждая бусинка из которых молниеносно, словно одержимая дьяволом, оказавшись на полу, помчалась подальше от своих собратьев, улетая в самый отдаленный и неприступный угол.