– Вы имеете в виду что подписи, несомненно, подлинные?
– Я имею в виду очень интересную общую истину, которая содержится в заявлении Бриттона – личность человека отражается не только на лице. Нервная система и мышцы порождают характерные движения и походку, гортань создает уникальный голос, рот придает индивидуальность речи и произношению. Нервная система посредством характерных движений передает свои особенности неодушевленным предметам, которые являются следствием этих движений – это мы видим на картинах, в музыкальном исполнении и в почерке. Никто никогда не рисовал точно так, как Рейнольдс[49] или Ромни[50]. Никто никогда не играл точно так, как Лист или Паганини. Их картины и музыка были, так сказать, продолжением физиономии творца. Так же и с почерком – то, как каждый человек выводит буквы и располагает их на бумаге – это продукт работы двигательных центров в его мозгу.
– Это очень интересные соображения, Торндайк, – заметил я, – но я не совсем понимаю как их применить. Вы имеете в виду, что они каким-то особым образом относятся к делу Блэкмора?
– Я думаю, что они имеют к нему самое непосредственное отношение.
– Но как? На самом деле я не понимаю, зачем вы вообще вдаетесь в вопрос о подписях. Подпись на завещании признана подлинной, и это решает все дело.
– Мой дорогой Джервис, – заметил Торндайк, – вы и Марчмонт одержимы одним фактом. Он, безусловно, очень поразительный и весомый, я признаю, но все же он остается лишь единичным фактом. Джеффри Блэкмор оформил свое завещание, соблюдая все необходимые формальности и условия. Из-за этого единственного обстоятельства вы и Марчмонт признаёте поражение. Это большая ошибка. Вы никогда не должны позволять себе опускать руки из-за одного единственного факта.
– Но, мой дорогой Торндайк! – запротестовал я, – этот факт кажется непоколебимым. Он отметает все вопросы, если только вы не можете предложить какой-нибудь другой факт, который бы его отменил.
– Я могу предложить дюжину, – ответил он, – давайте рассмотрим один пример. Предположим, что Джеффри составил это завещание ради пари, но тут же отменил его и составил новое завещание, которое передал на хранение какому-то лицу, но это лицо уничтожило его.
– Конечно, вы не можете предполагать это всерьез! – воскликнул я.
– Конечно, нет, – ответил он с улыбкой, – я просто привел это как пример, чтобы показать, что ваш окончательный и абсолютный факт на самом деле обусловлен только тем, что нет другого факта, который его отменяет.
– Как вы думаете, он мог составить третье завещание?
– Очевидно, что это возможно. Человек, составивший два завещания, может составить три или больше, но я не вижу причин предполагать существование еще одного. Я хочу внушить вам, что необходимо рассмотреть все детали, а не наседать на самую заметную из них, забывая обо всем. Кстати, вот вам небольшая задачка. Что представлял собой объект, частями которого являются эти предметы?
Он подтолкнул к столу небольшую картонную коробку, предварительно сняв крышку. В ней лежало несколько очень маленьких кусочков разбитого стекла, некоторые из которых были склеены между собой по краям.
– Это, полагаю, – сказал я, с большим любопытством рассматривая маленькую коллекцию, – те кусочки стекла, которые мы подобрали в спальне бедняги Блэкмора?
– Да. Как видите, Полтон пытался склеить осколки, но не очень преуспел, потому что фрагменты были слишком малы, а коллекция слишком неполной. Однако вот образец, собранный из шести маленьких кусочков, который довольно хорошо демонстрирует общий характер предмета.
Он выбрал маленькую стекляшку неправильной формы и протянул ее мне. Я не мог не восхититься аккуратностью, с которой Полтон соединил крошечные осколки вместе.
Взяв это «реставрированное» стекло и держа ее перед глазами, я подвигал его туда-сюда, глядя через него на окно.
– Это не линза, – резюмировал я.
– Нет, – согласился Торндайк, – это была не линза.
– Значит, это стекло не от очков. Но поверхность была изогнута, одна сторона выпуклая, другая вогнутая, а тот маленький кусочек, который остался от первоначального края, кажется, был отшлифован, чтобы соответствовать ободку или оправе. Я бы сказал, что это части стекла часов.
– У Полтона сложилось такое же мнение, – заметил Торндайк, – но я думаю, что вы оба ошибаетесь.
– А что вы скажете о стекле миниатюры или медальона?
– Это более вероятно, но я так не думаю.
– А что думаете вы? – спросил я.
Но Торндайка было не провести.
– Я передаю проблему на решение моему ученому другу, – хитро улыбнувшись, произнес он, а затем добавил, – я не говорю, что вы с Полтоном ошибаетесь, я только заметил, что не согласен с вами. Возможно, вам стоит записать свойства этого объекта и рассмотреть его на досуге, когда будете размышлять над другими материалами по делу Блэкмора.