ФАЛЕС АРГИВИНЯНИН ЭМПИДИОКЛУ, СЫНУ МИЛЕСА АБИНЯНИНА, О ПРЕМУДРОСТИ ВЕЛИКОГО ГАЛИЛЕЙСКОГО УЧИТЕЛЯ — РАДОВАТЬСЯ!!!
Слушай, друг мой, внимательно, ибо вот — никогда быль более странная, более таинственная не тревожила ухо смертного. Быль, говорю я, Фалес Аргивинянин, а не легенда!
Когда маяк круга Вечности[1] увенчал своим бледным лучом мое чело — как знак Высшего Посвящения[2] Фиванского Святилища, я, Фалес Аргивинянин, и Клодий Македонянин, удостоившиеся той же степени, тогда мы приняли из рук Великого Иерофанта питье кубка жизни, и он послал нас в таинственное убежище к Сыну Мудрости — Гераклиту, коего людская молва нарекла — Темным. Ибо не понимали ни его, ни его учения.
Сколько протекло лет, пока мы впитывали его мудрость, сколько раз покидали убежище, чтобы нести людям положенные крохи знания, и вновь возвращались обратно — нет надобности считать.
В один из таких промежутков, когда я был в мире под личностью философа Стоика, я нашел и тебя — друг Эмпидиокл, около мудрого Сократа и завязал покрепче те нити, которые связывают нас от времени почивающего под вулканами и волнами океана Города Златых Врат.[3]
Однажды Мудрый Учитель призвал нас к себе и сказал: «Идите в мир приветствовать от нашего имени нового нашего Учителя, Грядущего в мир. Я не скажу вам, где вы его найдете. Ваша собственная мудрость да будет вам указующим перстом».
«Но если этот Учитель столь велик, — сказал Клодий Македонянин, — то почему ты сам, Мудрый, не выйдешь ему навстречу?»
«А потому, — ответил нам Гераклит, — что я знаю — КТО ОН. И вот мое знание говорит мне, что я недостоин встречи с ним. А вы его не знаете; знаете только от меня, что ОН — Великий Учитель — и ничего более. Только слепые могут безнаказанно глядеть на Солнце».
Я в ту пору еще умел повиноваться и молча вышел с Клодием. На другой день верблюды уносили нас к северу, к Святилищу Черноликой Аштар. Там последние черные жрецы, молчаливые, как камни пустыни, направили нас к великому центру, чье имя — Молчание, счет годам которого утерян планетным календарем, и где назначение — ждать конца, дабы быть последним могильщиком Земли. Когда мы с Клодием простерлись перед ним во прах, он ласково поднял нас и сказал:
— Дети! Я видел ЕГО, ОН был младенцем. Я поклонился ЕМУ. Если сын мой Гераклит послал вас к Нему — идите. Ныне ОН уже сеет семя. Но помните, дети, когда вы найдете ЕГО — вы потеряете все.
Больше ничего не сказал нам сын Утренней Звезды,[4] чье имя — Молчание, чье бытие — тайна, чье назначение — быть восприемником и могильщиком Земли, чье наименование — ЖРЕЦ НЕИЗРЕЧЕННОГО.
Ничего не сказал Он — только указал рукой на север. Снова затерялись мы в пустыне. Ни слова не говорили мы — только ловили знакомые нам токи Мудрости. Мы не боялись потерять все ибо мы умели повиноваться. И вот достигли мы Палестины, откуда, казалось нам, исходили токи, так странно перемешанные с отвратительными флюидами народа — служителя лунной силы. Мы задыхались в густой атмосфере их храмов, где царила ложная мудрость, лицемерие и жестокость.
Мы говорили с их жрецами — хитрыми, богатыми людьми, мы спрашивали их нет ли между ними мудрых учителей. Случалось, нам указывали на таких, но увы — мы находили людей более лживых и более глупых, чем толпы, и еще более жестоких. Народ, простой народ, забитый и одураченный жрецами, охотно делился с нами своими преданиями, полными суеверия и искажения.
Но я, Фалес Аргивинянин, и Клодий Македонянин слышали здесь отзвуки Великих Сказаний Красной Расы,[5] преломленных в научных призмах солнечных халдеев, исковерканные диким невежеством иудейских жрецов — жалкого наследия ренегата и безумца Козарсифа.
Но народ этот ждал Учителя — Учителя в пурпуре и броне, долженствовавшего, по их мнению, отдать мир под главенство их алчных жрецов, ничего не зная об уже пришедшем Учителе. Но вот однажды услышали мы от одного знатного иудея, родившегося и жившего почти всю жизнь в Афинах, такую речь: «Я, Никодим, могу указать вам, философы, на одного странного человека. Живет он в пещере на берегу Иордана. Полите к нему и задайте нужные вам вопросы. Он гол и нищ. Идите скорее, а то я слышал, будто отдано приказание заточить его под стражу за непристойные нападки на жрецов и даже на самого царя. Однако, философы, — с улыбкой добавил он, — едва ли вы найдете в нем нужное. Но почему вам, мудрецам, не познакомиться с тем, кого наш народ называет пророком?»
И мы увидали этого Иоанна. Он был поистине странен: лишенное покрова изможденное тело, худое лицо, черные ногти, пучки никогда не чесанных темных волос и бороды ниспадали на его плечи и грудь, голос был хриплым и крикливым. Мы узрели его сидевшим на камне на берегу реки перед толпой коленопреклоненного народа. Он размахивал руками и неистово с пеной у рта изрыгал проклятия и ругательства. Он призывал на несчастное людское стадо гнев Божий, он грозил ему, жалкому, грязному, голодному — страшными муками. Покорно, рабски слушал его народ. Но мы, на чьем челе горел маяк Вечности, видели и его отчаянные глаза, в которых узнали священный огонь Сынов Жизни, видели его флюидическое истечение, в котором не было ничего похожего на флюиды человека. И я, Фалес Аргивинянин, и Клодий Македонянин поникли головами, размышляя о неведомых путях, какими Единый и совершенный шлет свои токи материи — ибо вот перед нами под грязной оболочкой был, несомненно. Сын Жизни, а не человек.[6]
«Мы приблизились, Аргивинянин, — сказал мне Клодий, — это ли цель наших скитаний?» Но я, Фалес Аргивинянин, был холоднее и спокойнее Клодия — и мой не столь горячий и быстрый разум был земным, и потому — увы! — более мудрым. «Учитель может быть только человек, Клодий, — ответил я, — а это Сын Жизни». Мы дождались, пока тот, которого называли Иоанном, погрузил всю толпу в воды Иордана, и она, обруганная и оплеванная телом, но счастливая духом, пошла с пением каких-то негармоничных песнопений к городу. Мы спокойно подошли к пророку, оставшемуся в одиночестве мелководной и грязной реки.
Я, Фалес Аргивинянин, поднял руку и обдал затылок и спину Иоанна потоками приветственного тепла святилища и произнес на таинственном языке сокровенной мудрости[7] формулу, призывающую Сынов Жизни. И он медленно обернулся к нам. Несказанным добром светились нам за минуту перед тем грозные глаза. Не выявил он ни удивления, ни неожиданности.
— Что нужно от раба Господня сынам земной мудрости? — прозвучал тихий и гармонический голос, только что неистово и страшно гремящий проклятиями и ругательствами.
— Мы ищем Великого Учителя, — ответил я, Фалес Аргивинянин, — мы несем ему привет святилища и убежища. Где найти нам его?
Кротко и любезно взглянул на нас Сын Жизни в человеческой оболочке Иоанн.
— А знаете ли вы, что потеряете все, когда увидите ЕГО? — сказал он.
— Да, — сказали мы, — но мы пришли. Мы лишь послушные ученики святилища. И затем: редко плачет вода, когда, выжаренная лучами солнца, поднимается кверху, теряя свои водные качества.
Ласково улыбнулся Иоанн: «Воистину мудры вы, благородные греки, ответил он. — Как вам найти Учителя? Идите в Галилею, пусть всеблагой благословит вас встречей с Иисусом Назарянином». И он, возвратив мир нам, ушел. И я, Фалес Аргивинянин, сказал Клодию Македонянину: «Сдержи полет своего ума, Македонянин, ибо вот — раз Сын Жизни принимает грязное и отвратительное обличие иудейского прорицателя, то чем должен явить себя Учитель? Не смотри на звезды — смотри на землю». И вот мы приблизились просто, ибо все в мире всевышнего просто. Был вечер — и была полная луна. Нам сказали: «Иисус Назарянин, которого вы ищете, прошел в дом воскрешенного им от смертного сна Лазаря, вот дом этот».
1
…МАЯК КРУГА ВЕЧНОСТИ — Звезда Посвящения, загорающаяся над Посвященным. Символ Солнца, знак поклонников Шивы, покровителя всех Йогов.
2
…ЗНАК ВЫСШЕГО ПОСВЯЩЕНИЯ — Посвященный (Адепт, Гуру) — ведущий ученика через познавание к духовному или второму рождению.
3
ГОРОД ЗЛАТЫХ ВРАТ — Столица Великой Атлантиды, колыбели Четвертой Коренной Расы человечества.