Креол наблюдал, не вмешиваясь. Торговец за спинку отклонил стул градусов на сорок пять от стола, чтобы Экстази удобнее было врезать мне в солнечное сплетение. Пока я хватал ртом воздух, они влили большую часть коктейля мне в глотку, хотя кое-что попало и в нос. Озвучено все это было, как десять вечера в баре «Экспрессо».
Экстази с Торговцем поставили стул на место, оправили на себе одежду и закурили по новой сигарете, пока я заканчивал давиться. Немного погодя я заметил, что сигаретка, пристроенная у меня за ухом, упала на стол, и жалобно закряхтел. Экстази, мой брат во пороке, понял. Он пристроил фильтр мне на нижнюю губу и поджег другой конец.
Потом он подождал. Примерно на половине расстояния до фильтра «Кул» приобрела восхитительный вкус. Еще пара затяжек, и восторг разлился у меня по всему телу.
— Ленни Брюс был прав, — промурлыкал я, ни к кому в особенности не обращаясь.
Креол, опустивший подбородок на полочку из переплетенных пальцев, теперь указал на меня кончиком ножика и сказал:
— Я умру молодым, но это подобно поцелую Бога.
Я кивнул в знак согласия и чмокнул губами.
— У тебя здесь, mon vieux, настоящий приют космополита.
Креол с видимым удовлетворением наблюдал, как моя голова мотается, задевая ухом плечо, поэтому я усилил эффект. Мне это не стоило труда. Семьдесят пять процентов моего существа ничего другого и не желало. Сигарета упала с губы мне на рубашку. Экстази сочувственно поцокал языком, смахнул окурок на пол и наступил на него.
Теперь креол, оценив мое состояние как среднюю готовность, отложил перочинный ножичек и взялся за дубинку. Его пальцы погладили ее по длине, остановившись на обрезанном конце, где задержались с пристальной гордостью могеля, исследующего свою работу, сделанную семнадцатью годами ранее.
— Рени отдала его тебе, Дэнни. А ты теперь отдай нам. Видишь, как просто.
— Рени, — прошептал я.
— Всего за час до смерти, — добавил креол, — так что скажи нам, куда ты его дел, — он протолкнул головку дубинки в колечко из большого и указательного пальцев, — и избавь себя от трещин в заднем проходе.
Я в изумлении уставился на дубинку. Свет отражался от нее так, что казалось, его можно ощупать. Это племя не любит бамбуковых щепок под ногтями. Я медленно кивнул головой — вверх-вниз.
— Слушай… mon vieux… тебе придется сказать, что оно такое… потому что ина…че… она-а-а…
Я сползал со стула.
Экстази спрятал пистолет в карман, чтобы помочь Торговцу усадить меня прямо.
— Сиди, мешок дерьма.
Я восторженно согласился, что это совершенно необходимо. К тому времени в глазах креола появилась искра сомнения.
— Я просто… что ж я такое?.. Ах да, багетчик. Рамодельщик.
Я засмеялся.
— Ничего… существенного, так что… оно такое… как его… а?
— Ты был последним, — осторожно проговорил креол, — кто видел ее живой.
У меня слипались глаза.
— Нет!
Я попытался пристукнуть кулаком по столу, но промахнулся.
— Это я уже… слышал. А последним был тот… кто ее убил… Я… я…
— Да?
— Рассопливился. Совсем рассопливился.
— Совсем рассопливился?
Креол покачал головой. Даже Экстази с отвращением вздохнул, а Торговец Машинами захихикал.
— Высморкайте меня… мне… последний ее сморкал… Не я.
— Надо было колоть, — заметил Торговец.
Тут пискнул тамагочи. Умело разрушая напряженность, что обычно свойственно рекламщикам, прерывающим телефильм, креол отложил дубинку и взялся за свою тамагочи.
— О, Зу-Зу, — приговаривал он, — моя маленькая надоеда.
И он суетливо защелкал кнопками Зу-Зу.
В шести дюймах от моего правого уха зарокотал, подобно дальнему грому, желудок Торговца Машинами.
— Уже проголодалась?
— Пятьдесят восемь фунтов, — креол внимательно прищурился. — У меня сто пять очков.
Торговец, томившийся от скуки, одобрительно присвистнул.
— Еще малость, — протянул Экстази, — и пора отправлять ее в колледж.
— Зу-Зу, ma petite[12], — сказал креол, — пришла в этот мир, только чтоб умереть.
Он отложил игрушку в сторону и скосил глаза на меня.