Рут не хотела встречаться с поверенным Ги раньше. Словно знала, что их ждут плохие новости, и хотела уберечь от них всех.
«Всех или кого-то одного», — подумала Маргарет проницательно.
Вопрос только — кого.
Если речь об Адриане, если именно его разочарование Рут надеется отсрочить, то дорого за это заплатит. Она лично затаскает невестку по судам, а понадобится, то и перекопает все грязное белье, если только Ги вздумал обездолить единственного сына. О, конечно, у Рут не будет недостатка в оправданиях, почему отец Адриана так поступил с ним. Но пусть только попробуют обвинить ее в том, что она разрушила отношения отца и сына, пусть только попытаются представить дело так, как будто это она виновна в потере, выпавшей на долю Адриана… Чертям в аду станет жарко, когда она в суде представит истинные причины, по которым не дозволяла отцу видеться с сыном. И у каждой причины найдется имя и титул, правда, не такой, который искупает в глазах публики любые проступки: стюардесса Даниэль, циркачка Стефани, собачий парикмахер Мэри-Энн, горничная из отеля Люси.
Они были причиной тому, что Маргарет не позволяла отцу видеться с сыном.
«Какой пример показал бы он мальчику? — спросила бы она у всякого, кто потребовал бы у нее ответа. — Разве мать не обязана заботиться о том, чтобы у впечатлительного мальчика восьми, десяти, пятнадцати лет был достойный объект для подражания? А если его родной отец вел такой образ жизни, который исключал длительные визиты сына, то разве в этом виноват сын? И разве справедливо, что теперь он должен быть лишен причитающегося ему по праву кровного родства из-за любовниц, которых его отец не переставал собирать до самой смерти?»
Нет. Она имела полное право ограничивать их общение, обрекая их лишь на краткие визиты или прерывая их раньше времени. В конце концов, Адриан был чувствительным ребенком. И она, как мать, обязана была защитить его, противопоставив свою любовь отцовскому разврату.
Она наблюдала, как ее сын маячил на краю каменного холла, с двух сторон подогреваемого жарким пламенем каминов, между которыми проходила основная часть поминок. Он пытался протиснуться ближе к двери, собираясь то ли улизнуть совсем, то ли пробраться в столовую, где ломился от закусок огромный стол из красного дерева. Маргарет нахмурилась.
Так не годится. Он должен общаться с людьми. Не красться вдоль стенки, как таракан, а вести себя, как подобает наследнику богатейшего человека в истории Нормандских островов. Как, спрашивается, он собирается переменить свою жизнь, ограниченную тесным мирком материнского дома в Сент-Олбансе, если все время будет шнырять по углам?
Маргарет проложила себе путь между еще не разошедшимися гостями и поймала сына, как раз когда он собирался нырнуть в проход, ведущий в столовую. Продев руку ему под локоть, она, не обращая внимания на его попытки освободиться, с улыбкой сказала:
— Вот ты где, милый. Я так и думала, что обязательно найду того, кто покажет мне людей, с которыми я не знакома. Хотя всех я все равно не запомню. Но есть ведь и важные персоны, которых полезно знать на будущее.
— Какое будущее?
Адриан попытался отцепить ее пальцы, но она поймала его руку и стиснула, продолжая улыбаться, точно он не хотел от нее убежать.
— Твое, разумеется. Мы должны позаботиться о том, чтобы оно было обеспеченным.
— Должны, мама? И как ты предлагаешь этого добиться?
— Словечко здесь, словечко там, — ответила она беззаботно. — Ты даже представить не можешь, какого влияния можно достичь через знакомство с нужными людьми. Вон тот сердитый джентльмен, к примеру. Кто он?
Вместо ответа Адриан двинулся от матери прочь. Однако, воспользовавшись преимуществом роста — и веса тоже, — она удержала его на месте.
— Дорогой, — сказала она весело. — Вон тот джентльмен с заплатками на локтях, похожий на раскормленного Хитклифа,[17] — кто он?
Адриан окинул мужчину беглым взглядом.
— Один из отцовских художников. Они тут кишмя кишат. Сбежались, чтобы подлизаться к Рут, на случай если большая часть добра досталась ей.