Молодой, красивый, высокий и стройный Жорж Дантес имел огромный успех у дам высшего света. «Он был очень красив, и постоянный успех в дамском обществе избаловал его: он относился к дамам вообще, как иностранец, смелее, нахальнее, наглее»[8], — вспоминал А. В. Трубецкой.
Такую обворожительную красавицу, как Натали Пушкина, Дантес не мог не заметить. В феврале 1836 года на балу у ди-Бутера, посланника Сицилии, все гости обратили внимание на неумеренные ухаживания «модного кавалергарда» за женой поэта. Прошло некоторое время и Наталья Николаевна всерьез увлеклась красивым французом. Обоим в 1836 году было по 24 года, они были молоды, беспечны, и пьянящая радость жизни отуманивала их мозг.
«Мне с ним весело, он мне просто нравится», — сообщила Натали в разговоре с Вяземской. Дантес открыто ухаживал за ней на балах, приезжал к Пушкиным, и Александр Сергеевич, возвращаясь домой, порою заставал их вдвоем за беседой; они через горничную Лизу обменивались любовными записками. По мнению П. Е. Щеголева, «Наталья Николаевна была увлечена серьезнее, чем Дантес… доминировал в любовном поединке Дантес: его искали больше, чем искал он сам»[9]. «Он смутил ее», — говорил Пушкин своим друзьям.
Жорж Шарль Дантес. Худ. Бенар. Литография с портрета неизвестного художника. 1830-е гг.
Портрет Н. Н. Пушкиной. Акварель А. П. Брюллова. 1831 г.
Современники отмечали, что Наталья Николаевна была «непроходимо глупа», «чрезвычайно красивая, но и чрезвычайно глупая», «набитая дура» и т. п. Прекрасно зная ревнивый и горячий характер мужа, она частенько дополнительно травмировала его, когда, возвращаясь с бала, начинала перечислять своих поклонников.
Можно представить душевные муки Пушкина в последний год его жизни. Наталья Николаевна, которую он страстно любил, все более отдалялась от него. Он чувствовал, что теряет ее.
Отношения Натальи Николаевны и Дантеса были на виду у всех, о них сплетничали, их обсуждали, над поэтом открыто и за глаза подсмеивались.
4 ноября 1836 года А. С. Пушкин получил по городской почте циничный пасквиль — патент на звание рогоносца в виде пародии на орденскую грамоту. Вот его содержание:
«Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх».
В тот же день несколько знакомых Пушкина передали ему полученные ими в двойных конвертах такие же дипломы на его имя. Авторы пасквиля намекали не только на отношения жены Пушкина с Дантесом, о чем знали практически все, но и на связь Николая I с Натальей Николаевной.
По содержанию пасквиля Пушкин выбирался в коадъютеры, или помощники, к Д. Л. Нарышкину. Последний считался знаменитым рогоносцем, ибо его супруга Марья Антоновна была в долголетней связи с покойным императором Александром I. Этот скрытый намек на царя Пушкин понял сразу.
Но кто же автор анонимного письма?
Лицейский друг Пушкина М. Л. Яковлев, возглавлявший типографию императорской канцелярии и хорошо разбиравшийся в сортах бумаги, дал заключение, что «бумага иностранной выделки» и должна принадлежать какому-нибудь посольству. Опираясь на экспертизу М. Л. Яковлева, Пушкин сделал для себя вывод: оскорбительное письмо исходило из голландского посольства, а автор его — известный интриган и недруг Александра Сергеевича барон Луи Геккерн. Поэт умер с убежденностью в этом. Но, очевидно, вывод Пушкина был не совсем верен.
Кроме Геккерна, подозрения падали на министра народного просвещения графа Уварова, жену министра иностранных дел графиню Нессельроде, князей Гагарина и Долгорукова. Двое последних являлись друзьями Луи Геккерна и, предполагают, были с ним в интимных отношениях.
В Санкт-Петербурге репутация голландского посланника была незавидна, многие добропорядочные граждане избегали знакомства с ним. Барон Геккерн был окружен преимущественно молодыми аристократами, с которыми находился в отношениях «неестественной интимности». Среди них ему легко было найти физических исполнителей своих замыслов.
В 1863 году в брошюре А. Аммосова «Последние дни жизни и кончина А. С. Пушкина», которую автор писал со слов секунданта Пушкина К. К. Данзаса, уверенно утверждается, что автором пасквиля был князь Долгоруков, а писал он на бумаге князя Гагарина, у которого жил на квартире, и, очевидно, с его ведома. И Гагарин, и Долгоруков в 1863 году были еще живы и публично в печати категорически отвергли свое участие в написании пасквиля.
Спустя 90 лет после смерти Пушкина, в 1927 году, судебный эксперт ленинградского уголовного розыска А. А. Сальков по инициативе П. Е. Щеголева произвел графическую экспертизу почерков автора двух сохранившихся экземпляров анонимного письма и подлинных писем всех подозреваемых лиц. Приводим вывод исследования: «…я, судебный эксперт, Алексей Андреевич Сальков, заключаю, что данные мне для экспертизы в подлинниках пасквильные письма об Александре Сергеевиче Пушкине в ноябре 1836 году написаны несомненно собственноручно князем Петром Владимировичем Долгоруковым».
Вывод А. А. Салькова в дальнейшем подтвердили эксперты-криминалисты В. В. Томилин и М. Г. Любарский.
Однако многие пушкиноведы, и в том числе П. Е. Щеголев, допускают, что Долгоруков являлся лишь физическим автором письма, замысел же его мог принадлежать Геккерну, с которым Долгоруков и Гагарин были в очень близких и, возможно, интимных отношениях.
Получив пасквиль, Пушкин немедленно (5 ноября) направил Дантесу письменный вызов на дуэль (вызывать на поединок царя было бы нелепо, а подозрение на Геккерна как автора пасквиля у Александра Сергеевича возникло позднее, после встречи с М. Л. Яковлевым). Своему секунданту Сологубу смертельно обиженный Пушкин дал наказ об условиях дуэли: «Чем кровавее, тем лучше».
Вызов на дуэль вначале попал в руки Луи Геккерна, который, не скрыв от приемного сына самого факта вызова, не сообщил, однако, ему всего содержания резкого письма, а явился к Пушкину и попросил двухнедельной отсрочки для «сына» от поединка. Жуковский, Сологуб, Загряжская и другие друзья и родственники Пушкина приложили все силы для того, чтобы расстроить дуэль. Не хотели дуэли, естественно, и Геккерн с Дантесом. Они предприняли своеобразный ход: постарались уверить Александра Сергеевича, что посещения дома Пушкиных и записки Дантеса относились не к Наталье Николаевне, а к ее старшей сестре Екатерине Гончаровой, фрейлине царского двора, жившей в одной квартире с семьей поэта и действительно без памяти влюбленной в Жоржа Дантеса. Поверил ли в это Александр Сергеевич — неизвестно, но, под давлением своих друзей, вызов он взял обратно, не изменив, однако, своего отношения к отцу и сыну Геккернам.
Обстановка в квартире Пушкиных на набережной Мойки перед свадьбой Екатерины Николаевны и Жоржа Дантеса была чрезвычайно сложной и драматичной. Семья и близкие раскололись на два враждебных лагеря. Екатерина была влюблена в Жоржа и не только защищала, но и боготворила его. Часть семейства Гончаровых были на стороне Екатерины и Жоржа. Наталья Николаевна испортила отношения со старшей сестрой, всячески отговаривая ее от брака. Ведь любимый ею человек становился мужем ее родной сестры. Между ними возникали ссоры. Екатерина упрекала младшую сестру в скрытой ревности: «Вся суть не в том, что ты не хочешь, ты боишься мне его уступить!»